Мертвое море

Раздувшийся купол стал круглым и упругим. Он поблескивал от грязной воды и издали напоминал мокрый винил. Затем, словно услышав разговор мужчин, купол стал вспыхивать разными цветами: сперва окрасился в темно-фиолетовый, словно сочная слива, потом порозовел, а затем стал пурпурного цвета и на этом не остановился. Кроваво-красный цвет портвейна сменился коралловым, а потом ослепительным неоново-желтым.

Джордж в изумлении смотрел на игру цветов. При других обстоятельствах эту медузу можно было бы назвать чудом природы и показывать за деньги в огромном аквариуме. Но здесь и сейчас коварная и смертоносная тварь угрожала им и ему очень хотелось, чтобы ее раздавила какая-нибудь гигантская нога, чего, собственно, и заслуживали все подобные твари.

Но эти цвета… Джордж, конечно, не был специалистом по беспозвоночным, и его знания о поведенческих механизмах низших видов уместились бы в наперстке, но все же он был уверен, что в этих цветах скрыто нечто большее, чем простая химическая реакция. Он не мог избавиться от мысли, что тварь пытается общаться с ними совершенно чуждым им способом.

Можно ли рассматривать цветовую игру как язык? Смешно, конечно, по крайней мере с точки зрения людей, для которых язык неотрывно связан с устной или письменной формой, знаками и символами. Но разве эта мысль настолько абсурдна? Разве язык — это не организованное, систематизированное расположение звуков, букв или изображений, как в пиктографических алфавитах? Медуза умела воспроизводить все основные цвета и сотни, если не тысячи, оттенков. Разве не мог каждый отдельный цвет отвечать за конкретную мысль, точно так же, как нарисованные на бумаге символы?

Джордж посмотрел на медузу совершенно новыми глазами.

Он открыл себя для нее полностью, хотя понятия не имел, что делает, позволил цветам проникнуть в свой разум и почти подсознательно начал отождествлять определенные цвета с определенными мыслями. Язык цвета — чуждая, безумная идея, но почему нет? Джордж наблюдал за цветами и чувствовал, что они тоже за ним наблюдают, и, получая сообщения, посылал свои. Переводил собственные мысли в сверкающие полосы ярких цветов: «Просто уплыви, ты должна уплыть. Конечно, ты не хочешь причинять нам вред. Ты всего лишь защищалась от Сольца. Но ты опасна для нас, для нашего вида. Поэтому, пожалуйста, просто уплыви».

— Она погружается, — сказал Кушинг.

Медуза ушла под воду. Они видели ее у самой поверхности — маслянистую массу, вытягивающуюся в ширину и пульсирующую. И вдруг она очень быстро направилась к плоту.

— Черт! — воскликнул Гослинг.

Они сгрудились в центре плота. Гигантская, жуткая медуза неслась на них сквозь студенистую воду, оставляя за собой медленную рябь, но удара не последовало. В последний момент тварь нырнула и исчезла во тьме моря. Плот качнулся от вызванных ею волн, а затем успокоился.

Какое-то время никто не шевелился.

Все ждали, что медуза атакует их снизу, наполнит плот жалящими щупальцами. Прошло пять минут, десять. Она так и не вернулась. Плот продолжал плыть, пробиваясь сквозь островки водорослей, скользя по поверхности протоплазменного моря.

— Надеюсь, гадина уже далеко, — произнес Кушинг.

На что Гослинг ответил:

— Давайте не будем сидеть и ждать, когда она вернется. Давайте хотя бы грести. Это пойдет нам на пользу

Кушинг и Гослинг взялись за весла, и плот двинулся дальше по темным каналам, петлявшим между наносов водорослей.

Джордж гадал, было ли исчезновение медузы чистым совпадением или результатом чего-то гораздо более важного.

12

— Нет, мы все пойдем, — сказал Кук. — Все до одного. Мы собираемся осмотреть корабль, и сделаем это вместе.

Они стояли у своих кают, вдыхая смрад судна и ощущая на себе его зловещую тяжесть. Кук вызвал всех в коридор и заявил, что бродить по кораблю в одиночку не лучшая идея.

— Корабль — старая развалина. Многие палубы прогнили. Провалитесь — и никто об этом не узнает, — объяснил он, хотя гнилые палубы пугали его меньше всего. — Поэтому, если хотите размять ноги, обязательно берите кого-нибудь с собой.

Фабрини с Менхаусом не возражали, Крайчек пожал плечами, но у Сакса предложение, конечно же, вызвало ухмылку:

— Хочешь быть большим боссом, Кук, валяй. Но командовать мной ты не будешь.

— Господи, Сакс, — сказал Фабрини. — Делай, что тебе говорят.

— Тебя кто спрашивает, Фабрини? Я разговариваю с Куком, большим боссом. Поэтому, будь добр, иди на хрен. — Он снова повернулся к Куку. — Я буду делать то, что ты говоришь, только если захочу. Если ты решил, что я пленник, то подумай еще раз.

Менхаус покачал головой:

— Снова начинаешь, Сакс? Мы поверили тебе и развязали, а ты снова начинаешь?

— Заткнись, толстяк, — огрызнулся Сакс. — Я буду делать что хочу. Вот и все. К тому же, когда меня не будет рядом, у вас с Фабрини появится время, чтобы пососаться.

— Членосос! — взревел Фабрини и двинулся на Сакса.

Но не успел он подойти, как тот отступил назад и вытащил нож. Семидюймовое лезвие выглядело острым, будто Сакс его наточил.

— Не заставляй меня делать глупости, Фабрини, потому что я не хочу.