Мертвое море

— Хроматофоры, — так же тихо ответил Кушинг. — Пигментные клетки. Оно может либо управлять пигментом, либо реагирует на перепады настроения, как кальмар.

Джорджу в голову пришла другая мысль: что, если оно отвечало на слабые вибрации, вызываемые их голосами? Купол менял цвет, лишь когда они говорили, и… господи, что, если оно разумное и пытается общаться?

Страшнее этого он ничего не мог себе представить. Тупой мерзкий хищник был намного предпочтительнее хищника разумного, потому что последний мог рано или поздно понять, как до них добраться.

Джорджу казалось, что худшее уже позади: гигантский угорь, атаковавший плот, безумная манта — «летучая мышь», но тут вдруг это: одно дело, когда можешь сопротивляться — неважно, насколько омерзителен твой противник, — но если приходится просто сидеть и беспомощно гадать, пока разум крутится волчком, представляя смерть во всех отвратительных подробностях, ощущения такие, словно кишки вынули через рот и внутри не осталось ничего, кроме гулкой пустоты.

«Кто-то должен что-то сделать, — подумал Джордж, — иначе у меня крыша поедет.»

Все они были на грани, но Джордж держался изо всех сил. Его тошнило и ему было очень страшно, но приходилось ждать, подобно смертнику перед казнью, в туманной тишине, сжавшись в напряженный, готовый взорваться комок, пока первобытные инстинкты требовали бороться, хотя даже мысль о драке казалась абсурдной. Против существа таких размеров у них не было и шанса на победу, и все же сидящий внутри первобытный человек говорил, что лучше умереть сражаясь, рубя и кромсая, с привкусом крови во рту, чем покорно принять смерть. Джордж решил, что это вполне разумно, ведь тогда разозленная медуза убьет их быстро, а быстрая смерть лучше ожидания. По крайней мере, не придется чувствовать, как разум превращается в холодную кашу, пока щупальца обвивают тебя, будто живые лианы.

Джордж не надеялся пережить это прикосновение. Он представлял себя попавшим в паутину и ожидающим, когда паук впрыснет в него желудочный сок и его мозг начнет растворяться.

Щупальца распутывались, словно клубок пробуждающихся змей.

Шли минуты.

Джордж слушал скрип, с которым щупальца скользили по бортам — ищущие, изучающие. Одно из них поднялось и зависло над головой Сольца — все на плоту затаили дыхание, — прошло в двух-трех дюймах от его лица, нащупало борт и, постучав по нему, удалилось.

Но это был еще не конец.

Щупальца пришли в движение. Казалось, будто студенистая масса была до определенной степени разумна, потому что продолжала ощупывать плот, словно пытаясь выяснить, что он собой представляет. Одно из щупалец скользнуло вверх по борту и, забравшись внутрь, стало трогать вещи: одеяло на ногах Сольца, весло, отсеки со спасательным оборудованием. Наткнувшись на химический фонарь, оно отпрянуло назад, словно ему что-то не понравилось, а потом скользнуло обратно в воду. Четыре или пять других щупалец стали осторожно пробираться вдоль края плота, словно что-то искали.

Одно из них, бледно-желтое, как тыква, оказалось в опасной близости от Джорджа.

Волнистое эластичное щупальце, похожее на гигантского любопытного слепого червя, слегка задело его ботинок, не обратив на это никакого внимания.

«Какого черта оно хочет? — лихорадочно думал Джордж, чувствуя, что теряет над собой контроль. — Что ищет?»

Другие щупальца скользнули в опасной близости от Гослинга и Кушинга: последнему даже пришлось убрать руку, чтобы они его не задели.

Кушингу было что рассказать об этом существе. Оно напоминало скорее гидрозой, чем обычную медузу, — колониальный организм или колонию адаптированных клеток. Медузы так себя не ведут, они не способны прощупывать окружающее пространство и хватать вещи. А если это все-таки медуза, то ее щупальца должны быть покрыты жалящими клетками.

У существа было не больше пары десятков щупалец, и это успокаивало, пока мужчины не пригляделись повнимательнее: сквозь воду просматривались сотни отростков толщиной с волос.

Медуза, после долгих часов любознательного прощупывания, рано или поздно погрузилась бы обратно в воду от скуки или обезвоживания, если бы не Сольц. Он проснулся в бреду, сел, застонал, облизывая губы и тяжело дыша, и стал озираться здоровым глазом, но взгляд его был отрешенным и затуманенным. Сольц отбросил одеяло в сторону, и огромные щупальца тут же зашевелились, скручиваясь и извиваясь.

— Что?! — воскликнул он, задыхаясь. — Что это?! Что… что… что?!

Медуза немедленно отреагировала на голос: серо-фиолетовый сменился бледно-желтым, ярко-оранжевым и, наконец, огненно-красным, как закат.

— Сольц… — прошептал Гослинг, но это не помогло.

Два щупальца поднялись по борту, словно змеи. Сольц не сразу их заметил. Отброшенное одеяло задело их, отчего они стали извиваться, как земляные черви под солнечными лучами.

— Цвета, — пробормотал Сольц, — посмотрите на эти жуткие цвета…