Мертвое царство

– Ладно. Трегор прав. – Я спешно обвёл взглядом комнату, решая, как лучше поступить с тхеном. Была бы моя воля, я бы запер его в сундуке и сбросил в Русалье озеро, но этого не следовало делать хотя бы до новой договорённости со степняками.

– Я схожу вниз, – предложил Огарёк. – Попрошу подержать его где-нибудь на псарне, пока не приедут люди Нилира.

– Будь осторожен, – попросил я его.

– И ты. Она всё-таки тоже враг.

Не оглядываясь на Алдара, Огарёк вышел и закрыл за собой дверь.

* * *

– Твой сокол – удивительный человек, – покачал головой Трегор.

– А то.

Мы вышли на улицу, под зимнее холодное солнце. Огарёк пожелал остаться с Алдаром – уж не знаю, что за мстительное удовольствие он испытывал, находясь с пленённым тхеном, но мне хотелось верить, что это было именно удовольствие.

Нам с Трегором удалось недолго поспать, а вот Ивель провалилась в глубокий сон – мы уступили ей комнату, а сами заняли сени, тёплые от близости печи. В избу проситься не стали, люди после нашествий нави и степняков сделались слишком недоверчивыми, да и напуганы были изрядно.

Я обернулся на псарню – Алдара мы представили как грабителя, пойманного ночью, и местные мужики с радостью сковали его цепями, мне пришлось даже убеждать их не чинить самосуд, хотя сделать это было непросто: для них я был чудным незнакомцем, слушать которого хотели далеко не все.

– Так что, ты правда думаешь, что после всех неурядиц люди пойдут слушать проповедников? – спросил я Трегора, хмуро вышагивающего вперёд.

– Именно после неурядиц и пойдут. Даже те, кто раньше не ходил.

Я хмыкнул.

– И проповедники не испугаются того, что было ночью?

Трегор пожал плечами, но шага не сбавил. Я, признаться, был далеко не так бодр, как скомороший князь. Появилась бы возможность, прилёг бы ещё на пару часов.

– Не знаю. Но ночь есть ночь, а день есть день. Слухи о навях пошли далеко, и все говорят, что твари являются только по ночам, а днём их нечего бояться.

– Потому что царица навей спит без задних ног, – хохотнул я. При мысли об Ивель в груди потеплело, хотя я всё ещё злился за то, что она по глупости прибавила мне неприятностей.

– Ты простишь её?

Вопрос Трегора застал меня врасплох. Я правда не знал, что и ответить.

– Я попрошу её сделать кое-что для Княжеств. Вернее, уже попросил. Она согласилась, но если всё удастся так, как я думаю, то Ивель точно заслужит не только прощение, но и почести. Сам посуди, она уже помогла нам схватить Алдара.

– По чистой случайности. Никто не знал, что Господин Дорог так переплетёт пути: и девкин, и Алдаров, и наши с тобой.

– И то верно. Но если так уж сложилось, то значит, так должно было быть.

Мы помолчали, шагая в ногу и даже одновременно делая вдохи. Снег скрипел под нашими сапогами, дорога блестела на свету, слепя глаза. Люди как ни в чём не бывало занимались своими делами: то ли степняцкий набег не испугал их, то ли подобное стало для них привычным делом… При мысли о том, что мои люди и правда могли привыкнуть к чужеземцам-разбойникам, мне стало горько.

Великолесье за дальними дворами едва слышно гудело – так, словно могучие ели заснули и видели сны, но не спокойные, а тревожные, и во сне подрагивали, постанывали тихими голосами.

– Что-то мне кажется… – промолвил Трегор, вглядываясь вдаль.

– И мне, – согласился я. – Манит?

Мы переглянулись и поняли друг друга без слов: наши нечистецкие сердца учуяли что-то такое, чему нельзя было противиться.

Простой человек бы не понял нас. Ветки в моей груди потянулись, словно развернулись на солнце, к свету, и всё моё сердце тянулось туда, в чащу, будто я бы погиб, не окажись там. Уверен, Трегор чувствовал то же самое.

Едва мы прибавили шаг, как навстречу нам вышел господин в нарядном чёрно-синем кафтане. Его лицо было мне незнакомо, но в облике сквозило что-то такое, отчего я подозревал, что мы уже встречались раньше.

– Не человек… – выдохнул Трегор позади меня.

Я и сам понял. Господин приветственно кивнул и мигнул зелёными глазами. Черты лица его словно подёрнулись рябью, а потом сложились во что-то очень знакомое.

– Ольшайка! – воскликнул я радостно, узнав своего братца-лесового. – Да что же это такое? Зима в разгаре, тебе бы нежиться под мшистым одеялом, под снежным покрывалом, а ты по деревням разгуливаешь! Что такого случилось?

Я хлопнул Ольшайку по плечу, он рассмеялся и обнял меня. Трегор стоял в замешательстве, я и сам удивился донельзя, но радость от встречи оказалась сильнее.

– Это ещё что, – ответил Ольшайка. – Отец всех на уши поднял. Помогите, говорит, моему человечьему сынку. Перлива на него едва с кулаками не набросился, а уж Гранадуб… – Ольшайка многозначительно кашлянул в кулак.

– Погоди-ка! – воскликнул я и беспомощно перевёл взгляд на Трегора. – Что же получается, Смарагдель оставил терем? Я же просил его присмотреть!

Ольшайка пожал плечами. Я заметил, что на его кафтане поблёскивают крошечные осколки хрусталя и переливаются мелкие пёстрые перья – став настоящим лесовым, он полюбил богатые наряды, как и отец. Когда был простым лешачонком, носил мшистые одеяния, как все лешачата в чаще.