Иллюзия, накладывающаяся на иллюзию, порождает новую реальность. Которая, по сути, все та же иллюзия. Но нам очень хочется делать вид, что мы умеем отличать одну от другой. И это еще одна иллюзия, за которой если что и стоит, так только зеркало. В котором она же сама и отражается.
– Где ты брала таблетки?
– В хрустальной конфетнице. Она на подоконнике стояла.
Действие улыбающейся таблетки начинало ослабевать. Музыка звучала все громче. Она еще не била по мозгам, но уже давила на уши. Люди двигались, что-то делали, перемещались с места на место. Движения их были хаотичны, бессистемны и бессмысленны. Создавалось впечатление, что они и сами не понимают, чего хотят. Возможно, они искали в происходящем смысл, но не отдавали себе в этом отчета. Возможно. Хотя, скорее всего, нет. Движение являлось для них символическим воплощением жизненной силы. Манны, растворившейся в крови. Оставаться в системе было проще, чем пытаться выломаться из нее.
Что произойдет, когда я останусь один?
Вам хочется знать ответ на этот вопрос?
На двух противоположных стенах, слева и справа от входа, висели огромные телепанели, транслирующие два разных развлекательных канала. Без звука. Оба травили рекламу. В полумраке, наполненном запахами ароматических палочек, выкуренных косяков и разлитого где-то пива, разбавленном хаотично мечущимися по сторонам разноцветными пятнами сигнальных огней, скомканном и разорванном странными, мало похожими на музыку синтетическими, как маргарин, ритмами, это создавало атмосферу поистине сюрреалистического перформанса.
Левый экран заполняли влажные, пунцовые, что-то быстро выкрикивающие губы. Вместе со словами с губ слетали буковки различных размеров и цветов. Большинство из них взрывались, рассыпались в пыль или сгорали. Но те, что оставались, постепенно собирались в слова: «Скажи мне, что ты любишь?»
В это время на другом экране мужчина с заплаканным лицом засовывал себе в рот ствол пистолета.
– Скажи мне, что ты любишь? Скажи?.. – снова и снова шептали огромные губы.
Мужчина нажимает на спусковой крючок. Курок бьет в пустоту. Барабан проворачивается.
Слов не нужно, потому что все и без того знают их наизусть.
– Играешь в русскую рулетку?
– Скажи мне, что ты любишь?
Вся суть в образах.
Еще одно нажатие на спусковой крючок.
Крупным планом – наполненные слезами и ужасом глаза.
– Не можешь сделать правильный выбор?
– Спроси у меня – как?
Губы.
Глаза.
Ствол, засунутый в рот.
– Делай то, что ты любишь Если, конечно, ты не народный избранник. Только в этом случае импотенция – это уже окончательный приговор.
Губы смыкаются.
Курок ударяет по капсюлю.
На нижней губе – адрес клиники.
Кровавый плевок на стене.
– Заплатил бы, сука, налоги, так и жил бы себе!..
Чего не хватает – так это по-отечески спокойного лица дона Карлеоне, произносящего сакраментальную фразу: «Мы ведь не коммунисты».
Споткнувшись обо что-то, Могвай посмотрел под ноги.
На полу, прямо посреди комнаты, кто-то спал, свернувшись калачиком. Рядом со спящим сидела, поджав ноги, коротко остриженная девушка с большой, очень большой банкой пива. Она что-то проникновенно говорила, обращаясь к тому, кого видела только она одна. И замолкала лишь затем, чтоб сделать глоток пива. А сделав глоток, она немного выплескивала из банки на голову спящего. Который никак на это не реагировал. Все это было похоже на какой-то таинственный ритуал, непосвященному непонятный.
Добравшись до окна, они забрались за шторы.
Там уже находилось несколько человек. Двое передавали друг другу косячок и, показывая пальцами на что-то за окном, надрывались со смеху. Могвай любопытства ради глянул в ту же сторону, но ничего не увидел. Вообще ничего. Только темное небо, похожее на лист черной бумаги, проткнутый в нескольких местах иголкой. Наверное, над этим можно было посмеяться. Если настроение было соответствующее. Еще там, за шторами, была девушка в длинном вечернем платье. Она сидела на подоконнике и, наклонив голову, давила на виски крепко сжатыми кулаками. Ее никто не беспокоил. Быть может, из чувства такта. А может быть, всем просто было не до нее. Так бывает. Человек потерялся в людской круговерти и не может сам себя найти. Могваю подобное зрелище всегда почему-то казалось грустным. Но только не сейчас.
– Ну и где эта, трель твою, конфетница?
– Не кричи на меня!
Могвай медленно сделал вдох.
– Я просто спросил.
Он действительно просто спросил. Но Джульетта уже была настроена на негатив. Видимо, несмотря на то что она проглотила три таблетки, ей тоже пора было догнаться.
– Ты уверена, что она была здесь?
– Да!
В принципе, кто угодно мог забрать конфетницу, наполненную веселыми, улыбающимися таблетками. И найти ее теперь можно был разве что только по чистой случайности. Другой вариант – спросить у хозяйки. Если, конечно, она сама сейчас хоть что-то понимала.
– Вон она!
Джульетта указывала за окно.