Мертвопись

– Да, сын мой Рубен, я обязательно вернусь! – пообещал Тесакин. – Передай всем моим ученикам, что я помню о них, люблю их и обязательно к вам вернусь. Иди с миром к своей семье и не забывай, что миром правит доброта!

Вырулив на дорогу, Гуров через салонное зеркало заднего вида взглянул на машущего рукой Арсенова и, краем глаза взглянув на Евгения-Тумирея, обратил внимание на его мокрые глаза. Это Льва удивило чрезвычайно.

«Надо же! – мысленно отметил он. – А мне-то казалось, что он не более чем лицедействует… Смотри-ка! И в самом деле переживает за своих приверженцев…»

Поместив Тесакина в Кащенко, операм пришлось завезти и Жерара на Афонинскую. Выгрузившись из машины на ночную безлюдную улицу, он угрюмо буркнул «Мерси!» и побрел к дому. Высунувшись из своего окна, Стас его окликнул:

– Снякунтиков! Я не знаю, какой там у тебя был Черный хозяин, но у нас всех есть хозяин посерьезнее – это Гражданский и особенно Уголовный кодекс. Не ссорься с ними, иначе – сам понимаешь…

– По-о-нял… – мотнув головой, продолжил тот свой путь.

– Ну а тебя куда везти, друже Стас? – поинтересовался Гуров с нотками дружеской иронии. – Домой или…

– «Или»! – щипнув себя за ухо, лаконично обронил Крячко и добавил: – До «или» втрое ближе, чем до моего дома. Да и от «или» до нашей «конторы» минут десять езды. Ты же, надо думать, картину завезешь туда, а уже потом к себе поедешь?..

Да, вчера помотаться пришлось – о-го-го! Зато теперь картина в сейфе у дежурного по главку, дело – в шляпе, а вот выходные и рыбалка – пока лишь в проекте. Когда Лев открыл свой служебный кабинет, со стороны входа раздались чьи-то знакомые шаги. Позевывая и потягиваясь, в его сторону шагал невыспавшийся, но зато супердовольный Станислав.

– Л-лева, прив-вет!

– А ты что так рано? – Толкнув дверь, Гуров вошел в кабинет.

– Рано… Самое время! Ты помнишь, что сегодня мы имеем полное право на законный выходной? – многозначительно ухмыльнулся Стас. – Ща бумажные дела быстренько кончаем, и – фюить! – на Мраморные озера. Мы там нынешней весной еще ни разу не были. Пора открывать сезон. Так что звони Петрухе – пусть принимает работу, а я Саньку Вольнову звякну. Если свободен – пусть присоединяется. Тем более что он тоже не хило нам помог – вон, какой пас насчет Ромашина сделал!

Рассмеявшись – о, как мужика разобрало насчет рыбалки! – Лев поднял трубку телефона внутренней связи. Орлов к этому часу был уже на месте.

– Да, Лева, слушаю! – сразу же откликнулся он. – Есть что-то новое?

– Новее не бывает! – многообещающе объявил Гуров. – Мы тут со Стасом надумали зайти к тебе в гости. К тому же с подарком!

– Да-а-а? – озадаченно протянул тот. – Ну, подаркам кто ж не рад? Давайте, жду!

– Чего он там? – положив свой телефон на стол, вопросительно мотнул головой Крячко.

– Ждет! Сейчас заберу из сейфа картину, и идем к нему. Что там наш Саша? Дозвонился до него?

– Дозвонился. Говорит, что через пару часов будет свободен.

– Ну, и мы не раньше с бумагами покончим, – рассудил Лев, направляясь к дежурному.

Хохмы ради, они вошли в кабинет Орлова, громко топая, почти строевым шагом. Тот поспешно вышел из-за стола им навстречу. Увидев в руках Гурова что-то белое, свернутое трубкой, генерал с надеждой в голосе спросил:

– Это она? Картина?

– Она! – горделиво объявил Стас, и приятели развернули перед Петром полотно.

Он некоторое время рассматривал картину, после чего широко улыбнулся:

– Молодцы! Одно слово – мо-лод-цы! Так, значит, это и есть «Портрет Вечности»? Да, необычная картина… Взгляд – просто пронизывающий! Мне сегодня с самого раннего утра уже стали названивать. Вроде того, когда ваши опера шевелиться начнут? Кстати, а похититель задержан?

Известие о том, что виновник кражи не только задержан, но и помещен в Клинику Кащенко, его очень озадачило.

– А вы уверены, что он должен быть в Кащенко, а не в Лефортове? – потерев лоб, поинтересовался Орлов.

Приятелям пришлось детально растолковывать, что, во-первых, у Тесакина с головой и в самом деле не все в порядке, а во-вторых, его формально преступный поступок стал спасением для картины, поскольку не исключалась вероятность поджога прокловского музея Снякунтиковым.

– А вот про этого типа – поподробнее! – Петр постучал пальцем по столу. – Что за фрукт?

Рассказ оперов об этой странной личности с явными психическими отклонениями он выслушал, подперев голову рукой.

– Когда мы возвращались с поляны в Ромашино, Жерар про себя тоже много чего рассказывал. – Положив ногу на ногу, Гуров откинулся к спинке стула. – Так вот, по его словам, он одно время – что-то около года – состоял в секте сатанистов. Они где-то в Подмосковье на болотах проводили свои «мессы», и он, если ему верить, там был не на последних ролях, состоял каким-то там младшим магистром. Но его из сатанистов исключили.

– Неужели?! – Орлов даже подался вперед. – Он что, надумал сходить в церковь и кому-то из святых поставить свечку?