Мертвые души

"What a scurvy barin!" mused Selifan as he drove along.	"Экой скверной барин!" думал про себя Селифан:
"Never have I seen such a barin.	"Я еще никогда не видал такого барина.
I should like to spit in his face. 'Tis better to allow a man nothing to eat than to refuse to feed a horse properly. A horse needs his oats - they are his proper fare.	То-есть плюнуть бы ему за это! Ты лучше человеку не дай есть, а коня ты должен накормить, потому что конь любит овес.
Even if you make a man procure a meal at his own expense, don't deny a horse his oats, for he ought always to have them."	Это его продовольство: что примером нам кошт, то для него овес, он его продовольство".
An equally poor opinion of Nozdrev seemed to be cherished also by the steeds, for not only were the bay and the Assessor clearly out of spirits, but even the skewbald was wearing a dejected air.	Кони тоже, казалось, думали невыгодно об Ноздреве: не только гнедой и Заседатель, но и сам чубарый был не в духе.
True, at home the skewbald got none but the poorer sorts of oats to eat, and Selifan never filled his trough without having first called him a villain; but at least they WERE oats, and not hay - they were stuff which could be chewed with a certain amount of relish. Also, there was the fact that at intervals he could intrude his long nose into his companions' troughs (especially when Selifan happened to be absent from the stable) and ascertain what THEIR provender was like. But at Nozdrev's there had been nothing but hay! That was not right.	Хотя ему на часть и доставался всегда овес похуже, и Селифан не иначе всыпал ему в корыто, как сказавши прежде: "Эх ты, подлец!", но, однако ж, это всё-таки был овес, а не простое сено, он жевал его с удовольствием и часто засовывал длинную морду свою в корытца к товарищам, поотведать, какое у них было продовольство, особливо когда Селифана не было в конюшне; но теперь одно сено... не хорошо; все были недовольны.
All three horses felt greatly discontented. But presently the malcontents had their reflections cut short in a very rude and unexpected manner.	Но скоро все недовольные были прерваны среди излияний своих внезапным и совсем неожиданным образом.
That is to say, they were brought back to practicalities by coming into violent collision with a six-horsed vehicle, while upon their heads descended both a babel of cries from the ladies inside and a storm of curses and abuse from the coachman.	Все, не исключая и самого кучера, опомнились и очнулись только тогда, когда на них наскакала коляска с шестериком коней, и почти над головами их раздалися крик сидевших в коляске дам, брань и угрозы чужого кучера:
"Ah, you damned fool!" he vociferated. "I shouted to you loud enough!	"Ах ты, мошенник эдакой; ведь я тебе кричал в голос:
Draw out, you old raven, and keep to the right!	"Сворачивай, ворона, направо!"
Are you drunk?"	Пьян ты, что ли?"
Selifan himself felt conscious that he had been careless, but since a Russian does not care to admit a fault in the presence of strangers, he retorted with dignity:	Селифан почувствовал свою оплошность, но так как русской человек не любит сознаться перед другим, что он виноват, то тут же вымолвил он, приосанясь:
"Why have you run into US? Did you leave your eyes behind you at the last tavern that you stopped at?"	"А ты что так расскакался? глаза-то свои в кабаке заложил, что ли?"
With that he started to back the britchka, in the hope that it might get clear of the other's harness; but this would not do, for the pair were too hopelessly intertwined.	Вслед за сим он принялся осаживать назад бричку, чтобы высвободиться таким образом из чужой упряжи, но не тут-то было, всё перепуталось.