Мертвые души

Freshly does the lulling breath of night blow in your face, until once more you relapse into snoring oblivion, and your poor neighbour turns angrily in his corner as he begins to be conscious of your weight.	Но дышит свежо в самые очи холодное ночное дыхание и убаюкивает тебя, и вот уже дремлешь и забываешься и храпишь, и ворочается сердито, почувствовав на себе тяжесть, бедный, притиснутый в углу сосед.
Then again you awake, but this time to find yourself confronted with only fields and steppes. Everywhere in the ascendant is the desolation of space.	Проснулся -- и уже опять перед тобою поля и степи, нигде ничего -- везде пустырь, всё открыто.
But suddenly the ciphers on a verst stone leap to the eye! Morning is rising, and on the chill, gradually paling line of the horizon you can see gleaming a faint gold streak. The wind freshens and grows keener, and you snuggle closer in your cloak; yet how glorious is that freshness, and how marvellous the sleep in which once again you become enfolded!	Верста с цифрой летит тебе в очи; занимается утро; на побелевшем холодном небосклоне золотая бледная полоса; свежее и жестче становится ветер: покрепче в теплую шинель!.. какой славный холод! какой чудный вновь обнимающий тебя сон!
A jolt!- and for the last time you return to consciousness.	Толчок -- и опять проснулся.
By now the sun is high in the heavens, and you hear a voice cry "gently, gently!" as a farm waggon issues from a by-road. Below, enclosed within an ample dike, stretches a sheet of water which glistens like copper in the sunlight. Beyond, on the side of a slope, lie some scattered peasants' huts, a manor house, and, flanking the latter, a village church with its cross flashing like a star. There also comes wafted to your ear the sound of peasants' laughter, while in your inner man you are becoming conscious of an appetite which is not to be withstood.	На вершине неба солнце. "Полегче! легче!" слышишь голос; телега спускается с кручи: внизу плотина широкая и широкий ясный пруд, сияющий, как медное дно, перед солнцем; деревня, избы рассыпались на косогоре; как звезда, блестит в стороне крест сельской церкви; болтовня мужиков, и невыносимый аппетит в желудке...
Oh long-drawn highway, how excellent you are!	Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога!
How often have I in weariness and despondency set forth upon your length, and found in you salvation and rest!	Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала!
How often, as I followed your leading, have I been visited with wonderful thoughts and poetic dreams and curious, wild impressions!	А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!..
At this moment our friend Chichikov also was experiencing visions of a not wholly prosaic nature.	Но и друг наш Чичиков чувствовал в это время не вовсе прозаические грезы.
Let us peep into his soul and share them.	А посмотрим, что он чувствовал.
At first he remained unconscious of anything whatsoever, for he was too much engaged in making sure that he was really clear of the town; but as soon as he saw that it had completely disappeared, with its mills and factories and other urban appurtenances, and that even the steeples of the white stone churches had sunk below the horizon, he turned his attention to the road, and the town of N. vanished from his thoughts as completely as though he had not seen it since childhood.	Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только изредка назад, желая увериться, точно ли выехал из города; но когда увидел, что город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно, и даже белые верхушки каменных церквей давно ушли в землю, он занялся только одной дорогою, посматривал только направо и налево, и город N. как будто не бывал в его памяти, как будто проезжал он его когда-нибудь давно, в детстве.