Мертвые души

It is indeed shameful that an author who long ago reached man's estate, and was brought up to a course of severe introspection and sober, solitary self-enlightenment, should give way to such jejune wandering from the point.	Неприлично автору, будучи давно уже мужем, воспитанному суровой внутренней жизнью и свежительной трезвостью уединения, забываться подобно юноше.
To everything its proper time and place and turn.	Всему свой черед, и место, и время!
As I was saying, it does not lie in me to take a virtuous character for my hero: and I will tell you why.	А добродетельный человек всё-таки не взят в герои. И можно даже сказать, почему не взят.
It is because it is high time that a rest were given to the "poor, but virtuous" individual; it is because the phrase "a man of worth" has grown into a by-word; it is because the "man of worth" has become converted into a horse, and there is not a writer but rides him and flogs him, in and out of season; it is because the "man of worth" has been starved until he has not a shred of his virtue left, and all that remains of his body is but the ribs and the hide; it is because the "man of worth" is for ever being smuggled upon the scene; it is because the "man of worth" has at length forfeited every one's respect.	Потому что пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку; потому что праздно вращается на устах слово: добродетельный человек; потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом и всем, чем попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет на нем и тени добродетели, и остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека.
For these reasons do I reaffirm that it is high time to yoke a rascal to the shafts.	Нет, пора наконец припрячь и подлеца.
Let us yoke that rascal.	Итак, припряжем подлеца!
Our hero's beginnings were both modest and obscure.	Темно и скромно происхождение нашего героя.
True, his parents were dvoriane, but he in no way resembled them.	Родители были дворяне, но столбовые или личные -- бог ведает.
At all events, a short, squab female relative who was present at his birth exclaimed as she lifted up the baby:	Лицом он на них не походил: по крайней мере, родственница, бывшая при его рождении, низенькая, коротенькая женщина, которых обыкновенно называют пиголицами, взявши в руки ребенка, вскрикнула:
"He is altogether different from what I had expected him to be.	"Совсем вышел не такой, как я думала!
He ought to have taken after his maternal grandmother, whereas he has been born, as the proverb has it, 'like not father nor mother, but like a chance passer-by.'" Thus from the first life regarded the little Chichikov with sour distaste, and as through a dim, frost-encrusted window.	Ему бы следовало пойти в бабку с матерней стороны, что было бы и лучше, а он родился, просто, как говорит пословица: ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца". Жизнь при начале взглянула на него как-то кисло-неприютно, сквозь какое-то мутное, занесенное снегом окошко: ни друга, ни товарища в детстве!
A tiny room with diminutive casements which were never opened, summer or winter; an invalid father in a dressing-gown lined with lambskin, and with an ailing foot swathed in bandages - a man who was continually drawing deep breaths, and walking up and down the room, and spitting into a sandbox; a period of perpetually sitting on a bench with pen in hand and ink on lips and fingers; a period of being eternally confronted with the copy-book maxim,	Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: