Мертвые души

Upon that Chichikov sold the old house and its little parcel of land for a thousand roubles, and removed, with his one serf and the serfs family, to the capital, where he set about organising a new establishment and entering the Civil Service.	Чичиков продал тут же ветхой дворишка с ничтожной землицей за тысячу рублей, а семью людей перевел в город, располагаясь основаться в нем и заняться службой.
Simultaneously with his doing so, his old schoolmaster lost (through stupidity or otherwise) the establishment over which he had hitherto presided, and in which he had set so much store by silence and good behaviour.	В это же время был выгнан из училища за глупость или другую вину бедный учитель, любитель тишины и похвального поведения.
Grief drove him to drink, and when nothing was left, even for that purpose, he retired - ill, helpless, and starving - into a broken-down, cheerless hovel.	Учитель с горя принялся пить, наконец и пить уже было ему не на что; больной, без куска хлеба и помощи, пропадал он где-то в нетопленой, забытой конурке.
But certain of his former pupils - the same clever, witty lads whom he had once been wont to accuse of impertinence and evil conduct generally - heard of his pitiable plight, and collected for him what money they could, even to the point of selling their own necessaries. Only Chichikov, when appealed to, pleaded inability, and compromised with a contribution of a single piatak 38: which his old schoolfellows straightway returned him - full in the face, and accompanied with a shout of	Бывшие ученики его, умники и остряки, в которых ему мерещилась беспрестанно непокорность и заносчивое поведение, узнавши об жалком его положении, собрали тут же для него деньги, продав даже многое нужное; один только Павлуша Чичиков отговорился неимением и дал какой-то пятак серебра, который тут же товарищи ему бросили, сказавши:
"Oh, you skinflint!"	"Эх ты, жила!"
As for the poor schoolmaster, when he heard what his former pupils had done, he buried his face in his hands, and the tears gushed from his failing eyes as from those of a helpless infant.	Закрыл лицо руками бедный учитель, когда услышал о таком поступке бывших учеников своих: слезы градом полились из погасавших очей, как у бессильного дитяти.
"God has brought you but to weep over my death-bed," he murmured feebly; and added with a profound sigh, on hearing of Chichikov's conduct:	"При смерти на одре привел бог заплакать", произнес он слабым голосом и тяжело вздохнул, услышав о Чичикове, прибавя тут же:
"Ah, Pavlushka, how a human being may become changed!	"Эх, Павлуша! вот как переменяется человек!
Once you were a good lad, and gave me no trouble; but now you are become proud indeed!" 38 Silver five kopeck piece.	Ведь какой был благонравный, ничего буйного, шелк! Надул, сильно надул..."
Yet let it not be inferred from this that our hero's character had grown so blase and hard, or his conscience so blunted, as to preclude his experiencing a particle of sympathy or compassion. As a matter of fact, he was capable both of the one and the other, and would have been glad to assist his old teacher had no great sum been required, or had he not been called upon to touch the fund which he had decided should remain intact. In other words, the father's injunction, "Guard and save every kopeck," had become a hard and fast rule of the son's.	Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа героя нашего была так сурова и черства, и чувства его были до того притуплены, чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только, чтобы не заключалось это в значительной сумме, чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать, словом, отцовское наставление: "береги и копи копейку", пошло впрок.