Мертвые души. Том 3

Освещаемая ярким, уж устремившимся к полудню солнцем, коляска Павла Ивановича в какие—то четверть часа взобралась узкою извилистою дорогою на самый верх этого воздвигнутого самою природою крепостного вала и словно бы воспарила надо всем остальным, уносившимся куда—то, в необозримую даль, миром. Велевши Селифану остановиться, Чичиков, сойдя с коляски, стал у самого края пропасти и, точно бы о чём—то размышляя, принялся с беспокойством вглядываться в бескрайние, теряющиеся в зыбком мареве пространства, простирающиеся до самого горизонта, к которому катила свои блещущие серебром воды река, ползущая у самого подножия сиих возвышений. Близость этого места до отошедшего к казне имения Тентетникова, покорившего некогда Чичикова своею красотою и живописностью расположения, вызвало в его и без того растревоженной душе целый хоровод воспоминаний, связанных с тем, уже безвозвратно канувшим, временем, что полно было для него счастливых надежд и исканий, которым, увы, так и не суждено было сбыться.

Стоя здесь на крутизне, он попытался было рассмотреть средь миловидно разросшихся дерев тот самый господский дом, под кровом которого провёл многие и многие дни, но дом сей, словно бы прятался от него, хоронясь за буйным, убиравшим горный склон, и более похожим на лес садом. И лишь одни прорезные кресты невидимой из—за горы церкви, что точно бы сами собою висели в воздухе, полыхнули ему в глаза золотым огненным своим жаром, так что Чичиков даже зажмурился от внезапного сего полыхания.

По причине ли сего ослепившего его на короткий миг всполоха, либо ещё отчего, что нам неведомо, но навернулись на глаза Павла Ивановича неожиданные слёзы, как впрочем оно всегда бывает, случись кому взглянуть на некую яркую вспышку или же на какое иное сияние. Однако Чичикова сие, казалось бы, обыденное обстоятельство расстроило до чрезвычайности.

И усмотревши в нём некий недобрый для себя знак, он с новою силою принялся перебирать в уме все те опасности и невзгоды, что могли бы приключиться с ним в Тьфуславльской губернии. Многие страхи затеснились тут в его голове, а в груди мелкою и частой дрожью затрепетало полное тоскою сердце нашего героя, так словно бы услыхал он вдруг трубный глас, позвавший его до страшного суда. И обманутые им родственники старухи Ханасаровой, чье миллионное наследство чуть было не досталось Павлу Ивановичу, и разгневанный генерал Бетрищев, размахивавший саблею и пускавшийся за ним вдогон, дабы изрубить его на куски, а то и сам князь, точно бы распустивший над его головою ястребиные свои когти, для того, чтобы схвативши бедного Павла Ивановича, бросить его в тёмный и тесный острог, мерещились ему. Конечно же, Чичиков не мог знать, что после предпринятого им поспешного бегства и в Тьфуславле, да и во всей губернии, произошли многие и неожиданные для него перемены, и князь, чьего гнева он страшился более всего, не в силах уж был причинить ему никакого вреда.

Вот почему, пытаясь соблюсти осторожность, решил Чичиков до поры до времени держаться подальше от главных губернских трактов, да и вообще от больших селений, не выключая и самого Тьфуславля, дабы не быть узнанным до сроку и не нанесть ущерба предприятию, отправляемому им с таким усердием и тщательностью. Посему решение наведаться с визитом в Чёрное к небезызвестному нам Варвару Николаевичу Вишнепокромову родилось как бы само собою, что, конечно же, нельзя было не признать верным по многим соображениям и по уже сказанным нами ранее, да и потому, что никто другой не смог бы сравниться с Варваром Николаевичем в знании всех новостей, слухов, сплетен и прочих закоулков губернской жизни, в коих Вишнепокромов плескался точно рыба в воде, что и было нынче необычайно важным для Павла Ивановича. Ибо поприще его и без того многотрудное, требовало от него сейчас наивысшей осмотрительности, потому как сделай он хотя бы один неверный шаг и все усилия его могли бы пойти прахом, а его самого снова мог ждать острог, а то и каторга, и тогда уж никакие молитвы, и ничье заступничество не помогли бы ему выбраться на свободу.

Как верно помнит мой читатель, имение Вишнепокромова лежало на небольшом отдалении от имения несчастного Тентетникова, а сам Варвар Николаевич числился у того в ближайших соседях. Вот почему довольно скоро, а в сущности через какой—то час с небольшим, Павел Иванович достигнул пределов Чёрного, что замелькало из—за дерев соломенными крышами крестьянских домов, зазвучало криками домашней скотины, громыханием возов и повозок, сновавших по улице об эту сенокосную пору и пахнуло в лицо запахом дыма и скотного двора, что всегда сопутствуют имениям мелкопоместного нашего дворянства.