Мертвые канарейки не поют

– Не со лжи! – Рита сильно сжала его руку. – Просто с того, что не сообщишь падкой до дешевых сенсаций публике то, что ее и так не касается. Думаешь, если ты скажешь, что твой старик… в течение многих лет насиловал тебя, то тебе это поможет в дальнейшим сделать карьеру? Извини, я скажу сейчас страшную, несправедливую, но правдивую вещь: кто захочет обращаться к такому адвокату? Кто возьмет его на работу? А если и возьмет, то кто гарантирует, что за спиной у тебя не будут шептаться? Какую ты сможешь сделать карьеру?

Гоша молчал, а Рита продолжила:

– Тебе и так придется сложно, потому что ты сын адвоката-преступника. И новая порция разоблачений не поможет тебе возвыситься в глазах общественности, наоборот, станет поводом, чтобы еще с большей силой наброситься на тебя…

Молодой человек поднес к губам руку Риты, нежно поцеловал ее и со вздохом произнес:

– Какая ты чудесная! Как бы я хотел, чтобы ты была моей… моей подругой… Спутницей жизни… Женой…

Рита медленно убрала руку, ничего на это не отвечая, и Гоша вздохнул:

– Понимаю… Нет, я в самом деле понимаю, что упустил свой шанс. Ты ведь любила меня, я это видел и чувствовал. А теперь слишком поздно…

Они еще долго сидели на лавочке в старом парке, разговаривая о многом, о том, что их объединяет, и Рита все думала над словами Гоши.

Над его предложением руки и сердца или, по крайней мере, дружбы.

И когда под вечер они вернулись в город, то вместе направились в областную больницу – Рита к маме, а Гоша к бабушке. На ступеньках лестницы они попрощались. Гоша обнял девушку и поцеловал.

– Да, я упустил тебя. Я это знаю, более того, я понимаю, что и поделом мне. Потому что после того, что произошло, ты не хочешь и не можешь…

Он смолк, а Рита потрепала его по плечу.

– Ты правильно понимаешь. Не думаю, что я та, кто тебе нужен. Нас слишком многое связывает, а иногда это гораздо хуже, чем то, что разъединяет. И помни – ты уже понес наказание, и новая кара ничего не изменит. Так что пусть каждый из нас живет своей новой жизнью, насколько это возможно. Ну, прощай, Гоша Барковский!

Она поцеловала его в щеку и, не оборачиваясь, хотя так и хотелось развернуться, броситься обратно и повиснуть у Гоши на шее, Рита шагнула в длинный, залитый ровным светом коридор.

И двинулась вперед, так ни разу и не обернувшись.

– Мать, я уже думал, что ты не придешь! – заявил Антон Громыко, проталкивая ее сквозь толпу куда-то в небольшой конференц-зал. – Смотри, и место тебе занял…

Оказалось, что на стуле уже восседает кто-то другой. Антон принялся выяснять отношения, но Рита, усмехнувшись, сказала:

– Ничего, у стеночки постою. В конце концов, это собрание сотрудников вашей газеты, а я в ней не работаю.

Антон так зазывал ее на встречу с прилетевшим с кратким визитом новым владельцем «Городского сплетника» господином Еросяном, что Рита поняла – проще пойти туда и принять участие в этом мероприятии, чем постоянно оправдываться, объясняя, отчего она не может этого сделать.

Прислонившись к стенке, Рита не без интереса оглядела собравшихся – нервного главного редактора, коротышку-бородача, сидевшего за столом импровизированного президиума, прочих коллег Антона, которых тот, не скупясь на краски, заранее ей описал. Она украдкой посмотрела на часы: во второй половине дня ей нужно было быть в больнице, потому что там собирался медицинский консилиум, который должен был определить методы лечения мамы.

Дверь с противоположной стороны распахнулась, появилась эффектная дама средних лет в экстравагантном, по крайней мере, по меркам их провинциального города, наряде и диковинных очках. Затем вошли два типичных молодых менеджера в шикарных деловых костюмах и с дорогущими кожаными портфелями, и, наконец, в зал шагнул новый владелец «Городского сплетника» – столичный медиамагнат Еросян.

Он оказался невысоким, сухим, полностью седым человеком с большими темными глазами и морщинистым лбом, облаченным в линялые джинсы, белую майку с надписью «Нас не догонят!» и лиловые кеды.

Свита медиамагната расселась в президиуме, оставив место в середине для босса. Но тот, проигнорировав его, обошел президиум и вдруг присел на стол, обводя собравшихся тяжелым немигающим взглядом.

– Добрый день, – произнес он негромко. – Вы желаете узнать, что вас ждет? Что же, сразу могу сообщить: ничего хорошего!

Главный редактор, явно не ожидавший такого начала, заерзал на своем стуле, а медиамагнат продолжил:

– Вы наверняка многое обо мне слышали и читали. Причем в основном плохое и очень плохое. О том, что я очень жесткий. Что не даю пощады. Скупаю перспективные провинциальные СМИ, безжалостно их перекраиваю и превращаю в крайне рентабельный рупор своих интересов. Деньги на ветер не бросаю. Увольняю сразу половину старой редакции. Не терплю неподчинения.

В конференц-зале воцарилась небывалая тишина.

– И задаетесь вопросом, правда ли это? Скажу честно: нет, не правда. Потому что на самом деле я намного хуже!