Мертвые львы

Улицы у подножья «Иглы» заполонили люди. Кто с недовольным видом досадовал на неожиданную помеху, кто радостно хватался за сигарету, но как только они сознавали, что эвакуируют все здания вокруг, то их настроение радикально изменялось. Все замерли, глядя в небо. Все привыкли к учебным тревогам и проверкам, но обычно они касались того или иного офиса. А сейчас все происходило одновременно, так что мрачные подозрения укоренились и расцвели пышным цветом. Все в Сити пустились наутек. В разных направлениях, но с одинаковыми намерениями – оказаться где-нибудь в другом месте, и как можно скорее. Людской поток не уменьшался – повсюду в десяти-, пятнадцати- и двадцатиэтажных зданиях на каждом этаже было полно работников. В офисах, в кабинетах и в переговорных, в коридорах, на лестницах и в комнатах отдыха – везде звучало одно и то же: вой аварийной сигнализации, инструкции покинуть здание. Те, кто успевал выглянуть в окно, замечали толпы на улицах – не самый лучший стимул для организованной, упорядоченной эвакуации. Поднялась суматоха; началась толкотня. Нахлынувшая паника утопила все голоса рассудка.

Такое происходило не сплошь и рядом, но достаточно часто. Финансовый улей Сити предупредил своих рабочих пчел о возможном теракте, и некоторые пчелы начали жалить друг друга.

Впоследствии выяснилось, что большинство увечий было получено в зданиях, занимаемых банкирами. Точнее, банкирами или адвокатами. И среди одних, и среди других оказалось примерно одинаковое число пострадавших.

Джексон Лэм с сигаретой в зубах брел по пешеходной эстакаде жилого комплекса «Барбикан», направляясь к Слау-башне. Над Лэмом высился «Шекспир». Или «Томас Мор». Лэм точно не помнил, чье имя носит эта высотка «Барбикана». Впереди он увидел знакомую скамейку, на которой однажды уснул, сжимая в руке картонный стаканчик из-под кофе, а когда проснулся, то обнаружил в нем сорок два пенса мелочью.

Сейчас он просто присел докурить сигарету. Над его головой угрюмо нависали семидесятые годы, воплощенные в стекле и бетоне, а под ногами темнело Средневековье в виде церкви Святого Эгидия у ворот Крипплгейт. С восточной стороны доносился неумолчный вой сирен, только сейчас развеявший сосредоточенную задумчивость Лэма. По Лондон-Уолл проехали две пожарные машины, непрерывно гудя, а за ними проследовала полицейская. Лэм замер, так и не поднеся пальцы к губам. Еще одна пожарная машина. Джексон Лэм отшвырнул окурок, потянулся за телефоном и рассеянно подумал: «Тавернер, что ты наделала?»

Уэбб повалился на пол; мелкие брызги крови розовым туманом повисли в воздухе, а потом запятнали ковер. Маркус и Луиза одновременно бросились под стол. Второй выстрел ударил в столешницу, веером рассыпавшую щепки. Другого укрытия в комнате не было. Через секунду, а то и меньше, Петр присядет и прострелит им обоим головы. Луиза в панике взглянула на Маркуса, который выдернул из-под столешницы нечто, прикрепленное к ней изолентой; нечто, выглядевшее так же естественно в его руке, как чашка кофе или бутылка пива. Он выстрелил, кто-то вскрикнул. Послышался звук падающего тела. Кто-то громко выругался по-русски. Маркус вскочил и снова выстрелил. Пуля попала в закрывающуюся дверь.

У противоположного конца стола лежал Кирилл, вцепившись в левую ногу, под коленом развороченную пулей.

Луиза выхватила телефон. Маркус с пистолетом в руке подбежал к двери и толкнул створку. Она приоткрылась ровно настолько, чтобы стал виден велосипедный замок, продетый через ручки по ту сторону, – еще один подарок из портфеля Пашкина. Маркус снова толкнул дверь и тут же отскочил; в створку выстрелили снаружи.

В вестибюле по-прежнему завывала сирена. Сквозь вой Маркус различил шаги, удаляющиеся к лестнице в конце коридора.

По мере того как колонна приближалась к Сити – ее голова уже огибала собор Святого Павла, а хвост еще вихлял за виадуком, – толпа прониклась новым осознанием, а морфический резонанс[38] информационного поля, подпитываемый «Твиттером», позволил всем подхватить этот слух одновременно: Сити рушится, здания пустеют, дворцы финансов содрогаются, чувствуя приближение толпы. Этот слух преобразил коллективное настроение, которое сменилось агрессивным триумфом и требованиями разбить голову поверженного врага о булыжники мостовой. Выкрики стали громче и настойчивее. Демонстранты прибавили шагу. Однако же, контрапунктом победному ликованию, с запада поползли шепотки: демонстрацию собираются разогнать, впереди ждет засада.

Все началось с официального предупреждения.

«В связи с непредвиденными чрезвычайными обстоятельствами марш отменяется. Просьба сохранять спокойствие и организованно вернуться к Холборну, где все смогут разойтись».

Из черных бронированных фургонов, до тех пор скромно державшихся в тени, выскочили массивные фигуры в шлемах и со щитами; за барьерами, перегородившими Чипсайд, стоял человек с мегафоном.

«Прохода нет. Повторяю, ваш маршрут перекрыт, демонстрация отменена».

Отдаленный вой сирен подчеркивал его слова.