Каждый день в одном только Гамбурге мы видим от 50 до 100 умерших, а в других крематориях Северной Германии бригада судмедэкспертов ежегодно осматривает около 30 тысяч умерших.
В 1997 году Ойендорф был одним из крематориев с наибольшим количеством кремаций в Западной Европе: здесь ежегодно сжигали более 16 тысяч тел. Теперь представьте себе следующую ситуацию: в том же году в шесть утра я еду на своей машине по кладбищу Ойендорф мимо множества могил, в частности мемориала, посвященного итальянским солдатам, погибшим во Второй мировой войне. Останки примерно 6 тысяч итальянцев захоронены там. В морге крематория меня ожидают около 50 умерших. Они лежат в гробах на возвышении. Крышки гробов уже сняты, а тела полностью раздеты. Мне нужно тщательно осмотреть трупы со всех сторон, с головы до ног, в том числе и физиологические отверстия. Необходимо установить достоверность свидетельства о смерти. Возможно, будут выявлены приметы насильственной смерти, так что придется привлечь полицию и прокуратуру до того, как тело будет кремировано. Однако я глубоко убежден, что такое повторное обследование всегда связано с достойным, гуманным и ответственным отношением к пожилым и больным людям. Их физическое состояние позволяет нам узнать, как о них заботились их семьи или персонал в домах престарелых. То, что я обнаружил в то ранее утро 1997 года, потрясло меня: у нескольких стариков были пролежни до костей.
Появление не каждого пролежня можно предотвратить. Но в большинстве случаев получается. Поэтому глубокие и болезненные воспаленные участки в основном возникают по причине плохого ухода. Это тяжелая физическая травма с риском летального исхода из-за распространения инфекции по организму. При этом невыносимо осознавать, что беспомощный человек, должно быть, сгнил заживо. Огромные, зловонные, сальные, инфицированные и глубокие раны над крестцом, над остистыми отростками позвоночника, на наружной поверхности бедер и пятках ужасают. В этот момент мне кажется, что мертвые тела кричат: «Сделай что-нибудь, чтобы такого больше не повторилось в будущем!»
После того случая судебная медицина Гамбурга под моим руководством занялась решением проблемы в два этапа. Во-первых, в рамках годичного научного исследования мы повторно осмотрели трупы и задокументировали их состояние. Доля стариков из домов престарелых, у кого развились пролежни высокой степени тяжести, составила 4 %, то есть значительно выше, чем доля тех, кто умер в больнице или дома и тоже страдал от пролежней. Поразительно, но последующее сравнение числа случаев в Гамбурге с данными, полученными судмедэкспертами Берлина и Ганновера, даже представило ситуацию в Гамбурге в относительно благоприятном свете.
Полученные результаты имели большое значение. Пролежни вызывают сильный стресс у пострадавших, часто болезненны и, как правило, связаны с длительным и, что не менее важно, дорогостоящим процессом лечения. Мы были обязаны высказаться от имени пожилых и покинутых. Поэтому на втором этапе, как и было оговорено, я рассказал службам, ответственным за уход за престарелыми, а также представителям СМИ о значительном числе случаев крайне запущенных пролежней, обнаруженных нами во время вскрытий.
В начале 1999 года местная пресса и новостные каналы подняли скандал вокруг ужасающих условий в сфере ухода за престарелыми. Пожилые люди, проживающие в Гамбурге и нуждающиеся в уходе, нередко страдают от ран «до костей».
Общественность, привыкшая к пасторальным картинам счастливой старости, испытала настоящий шок. Судмедэксперты не преследовали эту цель, но страх распространился молниеносно. Факты халатного отношения к старикам оказались на повестке дня. Внезапно у людей раскрылись глаза, и они начали беспокоиться. Потрясение от того, что работа целой отрасли оказалась в пучине скандала – весьма неуместного, если оценивать происходившее в ретроспективе, – может заставить действовать тех, кто редко сталкивается с рутиной отдельно взятой отрасли.