Мертвые мухи зла

Вот! Усыпить всю ночную охрану. Это возможно. Побаловались чайком, венгры — кофейком, достать кофий вполне реально, в городе есть все, как в прежнее, мирное время, только тогда это «все» было для всех, а сейчас — для товарища Войкова-Пуйкова и его супруги и их гостей. Достанем, ничего…

Ладно. Все спят.

А захотят ли Романовы покинуть ДОН? Они ведь наверняка воспримут все действо как провокацию и подготовку их собственной ликвидации. Что им ни наплети, что ни объясни — не поверят. Никто бы не поверил…

Значит, и их тоже — угостить кофейком?

Допустим и это. Угостили. Подмена спит на своих местах, настоящие погружены… В телеги? В грузовик? Во что или на что они, мать их так, погружены?

И куда мы их повезем?

Разве мы подготовили место для их передержки?

Разве мы разработали план — а что потом? Куда? Как?

Детский лепет это все. Глупость и чепуха.

И — самое главное: подмену возможно совершить только в ту ночь, в которую Юровский произведет расстрел. Все будут нервные немного, сонные немного, авось и сойдет. Ведь ни раньше, ни позже подменить нельзя. Как бы они ни были похожи, Юровский, имея время для общения с ними, обман обнаружит.

Куда ни кинь…

Утром рано он явился в «Американскую» и узнал, что Юровский уехал. Куда и зачем — сказать никто не мог. Лукоянов и Кудляков были на месте, рыжую вытащили из постели — она снимала комнату на Пушкинской, у аптекаря. Явился и Авдеев, а следом — Баскаков и Острожский. С точки зрения конспирации, все это было неверно, но Ильюхин понимал, что задача, поставленная Феликсом, фактически провалена и тут уже не до фиглей-миглей.

В гробовой тишине изложил свои ночные мысли. Все молчали, только Кудляков почесал затылок.

— Однако, товарищ… Однако… Все настолько очевидно, что с недоумением констатироваю: а где же были, товарищи, наши с вами головы? И на что мы надеялись?

Лукоянов встал.

— Вношу поправку. Я не посвящал всех нас, но Зоя Георгиевна… — повел головой в сторону рыжей, — не даст соврать: деталь, о которой я сейчас уведомлю, решающая деталь, я это подчеркиваю — эта деталь ей, Зое Георгиевне, хорошо известна. Просто мы считали, что время еще не пришло…

— Давайте по существу, — сказал Баскаков.

— Планируется сделать Юровского нашим… союзником, товарищи…

— Этого… пламенного представителя партии и… понятно кого? вскинулся Острожский. — Это, господа, нереально…

Лукоянов нахмурился.

— Я понимаю: у двух наших групп разное отношение к… арестованным и к будущему. Но цель у нас — одна. Пусть ради совершенно различных последствий, но ведь настоящее нас объединяет, не так ли? Посему прошу ваше старорежимное «господа» более не употреблять. Товарищи. Это приемлемо для всех нас. У вас ведь были «товарищи прокурора» или «товарищи министра»?

— Как? Как сделать Юровского… союзником? У меня… у меня язык не поворачивается, гос… товарищи! — выкрикнул Баскаков. — Это… это пьяный бред, уж простите великодушно!

— Тише… — поднял руку Лукоянов. — И в ваше время и в нынешнее есть только два способа: скомпрометировать и завербовать или… Купить.

— Он неподкупен… — сказал Ильюхин. — Чепуха…

— Можно еще и запугать… — обронил Кудляков. — Старая мать, дети, то-се… Он безумный отец. Как и все они…

Повисло растерянное молчание. Похоже было, что все понимают: предложения слабые. Ненадежные предложения…

— Кто возьмет на себя… разговор? — спросил Лукоянов.

— Я, — улыбнулась Зоя Георгиевна. — И я гарантирую: он станет шелковым. И выполнит все, что мы ему укажем.

Расходились в некотором недоумении. Конечно, дамочка напористая и актерка великолепная, однако Юровский есть Юровский. Его взять не просто. Если и вообще возможно…

Пошел в ДОН. Здесь время застыло, остановилось. Охранники будто и не сходили со своих мест, из-за дверей комнаты великих княжон доносился веселый смех и пение. Наверное, стелют постели, все как всегда…

Осторожно постучал, пение смолкло, из-за приоткрывшейся двери показалось настороженное лицо Татьяны.

— Это вы? Что вам… угодно?

— Мне… Я хотел… Я должен переговорить с Марией Николаевной.

Усмехнулась не слишком приязненно.

— Должны? В самом деле? — Повернулась к сестрам: — Машка, это к тебе, — и отодвинувшись, пропустила Ильюхина в комнату. — Вы уж извиняйте великодушно, придется при нас. Нам выходить из комнаты без приказу невместно…

Она ерничала, надсмехалась, но Ильюхин не огорчился. Мария обрадовалась ему и не скрывала этого.

— Вы? Какими судьбами? Я рада… — Подошла к окну. Нижняя часть стекол была вымазана белой краской, через оставшуюся нетронутой верхнюю видны были черные доски забора. «Однако… — подумал растерянно. — Юровский их сильно любит…»

— Я не решился зайти к… вашим родителям… — произнес неуверенно. Вот, решил к вам…

Татьяна покачала головой:

— К государю входят только с его соизволения и по его разрешению, проговорила почти по слогам и оттого как-то особенно непримиримо. — Вам следует это знать.

— Оставь… — Ольга подошла к Ильюхину. — Не обижайтесь. Поставьте себя на… наше место. Что-нибудь случилось?

— Пока не знаю… Спросите у… отца: не получал ли он каких-нибудь писем с воли. Не в конверте, это важно…