Мертвые не плачут

Пастух достал бумажник, вынул из него синюю ассигнацию, протянул:

– На пару хватит.

– А на две? – засмеялся «говорящий» гость, второй все помалкивал.

– Не наглей, браток, – по-прежнему спокойно отсоветовал Пастух, – бери, пока даю… – И, не дожидаясь ответа или реакции, спросил встречно: – Статья сто двенадцатая, так? Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью? Из хулиганских побуждений? Группой лиц? Пять лет от звонка до звонка? Откинулся недавно, неделю назад? Я прав, а, кореш?

И обе улыбки с обоих лиц стерлись, как нарисованные, как в мультиках.

– Ты… откуда…

Уж так и ни с чего удивились, что вопросительный знак в конце явного вопроса даже и не стоял.

– Оттуда, – внятно объяснил Пастух. – Получил на бутылку – пользуйся и не наглей. Я тебя запомнил, браток. И другана твоего, пока не сидевшего…

Шагнул вперед – браток с друганом расступились, как перед танком. А Пастух с Мальчиком танками и прошли по странно пустому в сей расхожий час кафе.

– Чего это было? – спросил Мальчик, оказавшись на набережной.

– Не знаю, – честно ответил Пастух. – Может, и впрямь алкаши, хулиганье. А может, и не впрямь. Лучше уйти и не связываться. Себе дороже будет.

– А что значит «не впрямь»?

– Ничего конкретного. Просто ты – в деле. И все, что не дело, следует либо не замечать, либо пресекать. Лучше в зародыше.

– Понял, – кивнул Мальчик.

И Пастух тоже понял, что сам с какого-то хрена думает о Мальчике если и не как о младшем подельнике, то, на крайняк, как о вполне легализованном свидетеле. Иначе – допущенным до. До чего? До кое-чего. И этот мгновенный вывод из минувшего эпизода отнюдь не покоробил Пастуха, что по определению должно было быть, а вовсе даже порадовал. Что, если уж очень честно, недопустимо, нет.

Но – проехали, сам себе сказал Пастух. Все сомнения и сопли – по результатам.

А пока они пошли по Набережной, где немедленно купили мороженое. Мальчику – шоколадное в вафельном конусе, а Пастуху – малиновое в картонном стаканчике. И Пастух рассказывал Мальчику, как он впервые попал в серьезный и, разумеется, лихой и победный бой в южных стремных горах Страны. Кусочек войнушки, если по-простому.

Тепло было, тихо, спокойный вечер выдался.

Пастух проводил Мальчика на съемную квартиру, она от Набережной в десяти минутах ходьбы располагалась, все рядом. Вернулся к машине и поехал за Город в элитный, как принято говорить, поселок со смешным именем Лишенцы. Если покопаться в не такой уж и давней истории, то корни названия очевидны. Не исключено, что еще при Диктаторе сюда, на Реку, на поселение свозились ссыльные, лишенные гражданских прав люди. Все стерлось, забылось, а имя осталось. Странно, что он, Пастух, смутно знает его смысл…

Хотя вот вам и метаморфоза: тогда ссылали в наказание, а нынче сами едут за большие бабки. Лишенцы.

Короче, там у Гольфиста дача имела место, или вилла, или просто дом. Не важно. Доберемся – поглядим…

Все у Гольфиста оказалось как у людей. И участок с гектар без малого. И забор высокий и прочный плюс глухой. И дом за забором большой, раскидистый, хотя и двухэтажный всего, что говорило о здравом смысле хозяина. Три этажа при комплекции и здоровье Гольфиста – это ж надо лифт строить. А на хрена в загородном доме лифт? Чай, не небоскреб. Да и лишнее электромеханическое большое устройство – обуза и забота. Плюс – вибрация.

Никакой сигнализации поверх забора Пастух не увидел. Перебраться через него в таком случае – два пальца об асфальт, как любил младший брат говорить.

Вот, кстати, странно-то как, мгновенно подумал Пастух, за последние дни о брате всерьез и не вспоминал. Почему? Дела чересчур закрутили? Нет, не чересчур. Дела как дела, ничего необычного. Мальчик внимание на себя взял? Ну взял, и что с того?

Нехорошо, подумал про себя. И еще немножко додумал: а что нехорошего? Нельзя жить с постоянной виной внутри, тем более, если она не очевидна, а, скорее, придумана им самим в утешение себе же. Именно так: вина – в утешение.

Противное какое слово. От «тешить», «тешиться».

Это кого и над кем? Забыть и не думать!

Приказал себе – вроде и отпустило. Приказ – он и самому себе приказ. А сейчас, сегодня он очевиден и прост: посмотреть, как живет человек по имени Гольфист, не самый богатый не только в Стране, но даже и в Городе-городке, не самый успешный, не самый перспективный, не самый здоровый, но – приговоренный.

И – к черту вопросы, они же – сомнения!..

А время к полуночи подошло. Свет в доме горел только в одной комнате на втором этаже. Прислуги окрест Пастух вообще не заметил. То ли прибыл сюда, когда хозяин всех холопов по домам отпустил, то ли холопов у него почему-то не имелось, но факт очевиден: Гольфист был в доме один. Ну, может, с кошкой или канарейкой, не считается…

Можно было подождать, пока он уснет. Время имелось.