Мертвые не разговаривают (СИ)

Если каждый взрослый в этом детском доме сошел с ума и мечется по территории в поисках очередной жертвы, то о судьбе маленьких воспитанников можно больше не спрашивать.

Женщина с глазами навыкате сжалась, присела и начала пятиться. Лысый мужик переводил взгляд с нее на Андрея. Черенок кочевал из одной руки в другую.

Со стороны дома снова послышался хохот. На этот раз ближе. Лицо женщины сморщилось так, будто она готова разрыдаться. Лысый же ощерился, сглотнул, вцепился в черенок обеими руками, но с места не сдвинулся.

Война у них здесь, что ли?

Хохот оборвался горловым хрипом. Почти воем. Женщина вскрикнула, выронила свое оружие и было развернулась бежать. Не успела. До сознания Андрея даже не сразу дошло, что сделал лысый. Движение того смазалось, а женщина лишь взмахнула руками и рухнула лицом вниз. Рядом с ней по асфальту загромыхал черенок. В стороны брызнули темные капли.

В следующую секунду лысый уже стоял возле Андрея. Будто телепортировался. Из его ухмыляющейся пасти, полной гнилых зубов, пахнуло горьким смрадом. Растрескавшиеся губы скривились в приветливой улыбке.

Он ударил. Без замаха и подготовки. Андрей даже не понял, что случилось, когда в области солнечного сплетения взорвалась сбивающая дыхание боль. Земля ушла из‑под ног – и он рухнул на колени. Легкие горели, но ни единого вздоха сделать не удавалось.

Вот и боксер, вот и спортсмен – щенок, никто больше.

Андрей заставил себя поднять взгляд, но лысого мужика и след простыл. На асфальте все так же лежала женщина, но черенок от лопаты исчез. Зато от двухэтажного дома что‑то приближалось. Что‑то, чего не рассмотреть, за чем не уследить. Нечто имело очертания человеческой фигуры, примерно двухметрового роста. Оно передвигалось рывками, размытыми скачками. Движения ломаные, резкие. Каждый такой прыжок сопровождался гортанным хрипом, от звука которого сводило зубы.

Нечто приближалось не по прямой, а по зигзагу, точно нарочно продлевая погоню, наслаждаясь испугом жертвы.

Андрей, все еще хватающий ртом воздух, поднялся. В груди жгло, но отлеживаться некогда. В руке странного «нечто» явственно просматривался топор на длинной ручке. Вполне обычный топор, на лезвие которого нет–нет, да падали блики участившихся молний.

Похоже, здесь идет настоящая охота. И лысый поступил абсолютно верно, оставив более сильному хищнику полудохлую жертву.

Нечто достигло женщины, склонилось над ней. Размытая рука ухватила за спутанные волосы, приподняла голову над асфальтом. Женщина открыла глаза и закричала. Тонко, на одной ноте.

Из горла Андрея рвался сухой кашель. Его подташнивало, на языке ощущался привкус желчи.

Нечто вздрогнуло. По его призрачному телу, состоящему будто из мельчайшего пепла, прокатилась волна. Следом – еще одна. Глаза женщины налились кровью, из носа и ушей брызнули алые струйки. Она засучила руками и ногами, но не смогла ни приподняться, ни отползти.

Андрей побежал. Побежал к дому. Он отлично понимал, что если двухметровая тварь его настигнет, то этот кошмар станет последним. Веры в то, что снова удастся очнуться, пусть с больной головой, пусть с новыми ссадинами и синяками, — нет.

Он успел заметить, как пепельная тварь провожает его взглядом пары округлых пустых отверстий, которые, должно быть, заменяли ей глаза. Их этих провалов смотрело что‑то, наделенное разумом, — жестоким и расчетливым. Разумом, искореженным неведомой силой, собственными кошмарами.

А женщина все кричала. Черты ее лица заострились. Кровь текла уже не тонкими струйками, а плотным потоком, скапливаясь на асфальте лужами.

Дальнейшего Андрей не видел. Он бы желал и не слышать надрывного крика, но не мог. Крик полосовал спину, крошил зубы. Но в нем же скрывалась подсказка. Пока женщина кричит – беги. Беги, как можешь. Выплевывай легкие, в клочья разрывай жилы. Только беги. Потом станет поздно.

И он бежал.

Крик оборвался, когда до дома оставалось не больше пяти метров. Оборвался заключительным аккордом – влажным, чавкающим звуком разрывающейся на части плоти. Андрей похолодел, но не обернулся. Он судорожно искал дверь или хотя бы окно. Но как назло все незарешеченные окна располагались на втором этаже. А решетки на окнах первого этажа держались насмерть.

Андрей обежал торец здания, метнулся за угол. За спиной раздался уже знакомый гортанный хрип. Тварь покончила с одной добычей – и теперь ищет следующую.

Впереди показался козырек подъезда. Одного–единственного на весь детский дом. И бежать до него метров двадцать. Не больше.

Всего двадцать метров, но каждый шаг растянется бесконечной пропастью.

Андрей с трудом переставлял отяжелевшие ноги. С отчаянным остервенением наблюдал, как растягиваются длинными брусками кирпичи в стене, как недостижимо отодвигается вожделенный подъезд. Андрей выжимал из себя последние силы, но почти не двигался. Бег на месте – неумолимый и смертоносный.

Хрип пепельной твари звучал внутри головы. Он будто насмехался над глупым человечком, возомнившим, что сможет спастись. Но этот же хрип подстегивал, заживо сдирал кожу, вскрывал вены, орошая дорогу беглеца кровавым следом.