— Хорошо, я был болваном. Я сам себя погубил. Процесс закончился бы скорее, и я отделался бы шестью месяцами, если бы был такой, как все. Я выступил перед судьей и честно рассказал все, как оно было, но я сын Алоиза Ренслоу, который делал миллионы, в то время как другие умирали с голоду, ища золото. Тогда считалось вполне гуманным осудить человека только за то, что он сын богача. Нет, молчите. Хотите знать, почему я убью вас? Да лишь бы только не рисковать своей головой. Что, мой отец поддержал меня? Что, миссис Леора, святая недотрога, помогла мне? Что вы думаете? Сколько понадобилось бы миллионов Алоиза Ренслоу, чтобы вытащить меня из ада? Несколько сотен тысяч долларов, чтобы позолотить чью-то лапу. Но мой старик с ними не расстался. Почему? Потому что это Леора помешала ему. Вот так! Половины состояния ей было мало, она хотела иметь все. Да. Меня осудили, и состояние оказалось в ее распоряжении. А теперь у нее нет ничего. Надеюсь, вы понимаете, что я скорее предпочту уничтожить вас, чем еще раз говорить правду перед судом.
— Мне кажется, — спокойно заметил Шейн, — что вы произнесли обвинительное заключение. Вы ненавидели сестру, а ее смерть обогатила вас.
— Конечно. А к чему мне клясться, что, когда все это произошло, я лежал в постели? Я осужден заранее. Когда вы убедите их искать другого убийцу, чтобы оправдать парня, которого убил Трип, они начнут рыскать по всем углам и кончат тем, что найдут меня, повесят мне на шею это убийство, и мне придется отправиться прямехонько на электрический стул. Все это я предвижу заранее.
— Вы не верите, что Джон Дарнелл убил вашу сестру, не так ли?
— Неважно, что думаю я. Флики думают иначе… И если вы не станете толкать их в другом направлении, они будут продолжать думать именно так.
— Но если они не станут искать дальше Дарнелла, я пропал. Они отберут у меня лицензию, и я останусь без цента и без работы.
— Ну и что? Вы будете живы и на свободе. Разве этого мало?
— Этого недостаточно.
— Вы уверены в том, что говорите? — спросил Ренслоу после небольшой паузы.
— Абсолютно. Не будьте дураком, Ренслоу. Вы не выиграете ничего, если убьете меня. Если вы никого не убивали вчера, поступайте так, как я советую. В противном случае вам нужно как можно скорее убираться из города.
— И бросить миллион долларов? Это, по-вашему, пустяки?
Ренслоу снова побледнел и задрожал. Он стал кусать губы, потом закричал:
— Если мне придется убираться отсюда, то это произойдет не раньше, чем я прикончу вас, чтобы не помчались по моим следам!
Мона выпрямилась и с презрением бросила:
— Вы ни к чему не придете, если будете спорить. Судя по тому, что я знаю о Шейне, для него в первую очередь имеют значение деньги. Итак, Буслл, позолоти ему лапу!
— М-м-м. Да ты все-таки не так глупа. Скажите, Шейн, мы сможем договориться?
— Возможно.
— Сколько вы хотите, чтобы бросить это дело и все оставить так, как есть? Ну?
Шейн подергал себя за ухо, потер подбородок и наконец ответил:
— В своей жизни я много раз отказывался от взяток. Надо, чтобы это было чрезвычайно интересно.
— Ну, так в чем же дело? Можно подумать, что у вас действительно есть улики против меня?
— А что, нет?
— Конечно нет! Ничего!
— Дарнелл не убивал Леору, вы это знаете.
Ренслоу долго и пристально смотрел на Шейна. Тот выдержал взгляд. Ренслоу вздохнул и сунул пистолет в карман. Шейн расслабился и решился достать сигарету и зажигалку.
— Все, что нужно, — заметил он, — это найти виновного, чтобы поставить его на место Дарнелла.
— Но ведь всем на это наплевать. Когда я получу наследство, я дам вам столько, сколько вы со своей проклятой профессией никогда не заработаете!
Шейн медленно покачал головой.
— У меня дубовая голова, — сказал он, — и, может быть, осталось немного гордости. Я никогда не доставлю Пэйнтеру удовольствия, удирая из Майами.
— Проклятие! У вас будет достаточно денег, чтобы купить и продать Пэйнтера!
Майкл ничего не ответил.
— Послушайте, — великодушно предложил Ренслоу, — почему бы не повесить это убийство на одного из детей Трипа? Брат и сестра были там вчера вечером. Они не выносили Леору, так как она отказывала им в средствах. Возможно, кто-то из них и убил ее.
— Возможно, — прошептал Шейн, — но доказать это будет трудно.
Он вытянул длинные ноги, сунул руки в карманы, закусил губу и задумался. Мона взглянула на обоих, дрожащей рукой налила себе абсента и воскликнула:
— Боже мой! Я никогда не видела ничего подобного! Вы оба тут ищете кого-то, кого можно было бы обвинить в убийстве, и делаете это так спокойно, как будто речь идет об обеде!
Шейн нахмурился. Он не обратил на ее слова никакого внимания.
— Нам нужен кто-то, у кого были для этого возможность и причина, — пробормотал он.
Неожиданно он выпрямился и спросил у Ренслоу:
— А эти письма, которые вы писали своей сестре? Вам не кажется, что они могут свидетельствовать против вас?
Ренслоу открыл рот. Он казался совершенно изумленным.
— Какие письма?
— Я считал, что мы договорились и перестали играть в прятки. Будем говорить совершенно откровенно. Если же нет, то у вас ничего не выйдет.