Мертвые тоже скачут

Выйдя от гадалки, я прошлась вперед по тропе и замерла возле палатки «Добрый крестьянин», обдумывая все, с чем мне пришлось столкнуться. А столкнуться мне пришлось ни много ни мало с оживлением трупа, который вот-вот превратится непонятно во что, причем он об этом совсем не догадывается. Или догадывается? К чему тогда эти беседы о бессмысленности эликсира бессмертия? О счастье, о вечности? Откуда это печальное: «Помоги мне, Катя»? Но как я могла помочь? То есть как – я знала. Кости выкинули мне ответ. Азаза не поняла, потому что она была не в курсе перипетий с драгоценностями. А я-то увидела сразу: кости изображали ожерелье. Проблема даже была не в том, чтобы найти его, то есть, разумеется, на данный момент это проблема, но я всегда верила в успех того мероприятия, на которое человек отдает все свои силы, и, конечно, если я буду очень стараться, то когда-нибудь отыщу его, возможно скоро. Самым трудным было отнюдь не это. Наисложнейшим было отпустить его. Отпустить обратно, в мир мертвых. По легенде, изложенной Азазой, зомби, выполнив миссию, оставит этот свет. Но наверно, это произойдет лишь в том случае, если он не превратился еще в бессознательную машину. Пока он помнит свое дело, он сможет уйти, выполнив его. Уйти в лучший мир, мир, которому он принадлежит, и, безусловно, для Валеры это будет лучше. Ну а как быть со мной? Что лучше для человека, который тебе небезразличен, не всегда лучше для тебя. Никто с этим не поспорит, особенно чьи-то родители, сталкивающиеся с такой дилеммой постоянно. Дочка хочет на ночную дискотеку, а отец не желает ее отпускать. И оба правы. Только, возможно, посовещавшись, взвесив все «за» и «против», на худой конец, сходив вместе к семейному психологу, они смогут добиться консенсуса. А я не смогу. Мне нужен он здесь. Пускай я не смогу его оживить, пускай он будет мертвый, но он мне нужен. Я не знаю, откуда пришло это внутреннее знание, но я была уверена: без него я уже не смогу. Многие скажут, спятила. Да, так оно и было, я же не скрываю.

Что ж, картинка почти сложилась. Диана влюбилась в мужчину, крутого, взрослого и наверняка не нищего, потому решила, что это Он, тот, кто уготован ей судьбой, и они должны быть вместе всегда. Навечно. А он берет да умирает. Не сам, ему помогли, пустили пулю в грудь, в самое сердце. Здесь начинается интереснейшее. Азаза утверждает, что воскрешенный помнит лишь того, кто его убил. А кого он помнил?

– Мама! – крикнула я, вспугнув двоих покупателей, и посчитала за благо скрыться подальше от палатки. В результате направилась домой.

Но отец не мог убить его. Он собирался вернуть долг, мне ли этого не знать. Что за белиберда? Зачем тогда он просил меня отдать ему то, что было на вокзале, и отыскать ожерелье? Может, он… Нет, я не хочу в это верить. Да, мой отец азартный игрок, но он не мог обмануть собственную дочь!

Вывод: вероятно, Мертвицин помнит отца в связи с неоконченным делом, которое и помогло вернуть его к жизни.

Итак, Диана провела обряд и стала выжидать описанные в книге сорок дней. Оттого при нашей первой встрече она излучала счастье: она верила, что все получится, и любимый к ней вернется живой и невредимый.

Тут я не могла обойтись без всплеска надежды: а вдруг у нее все получилось? Вдруг он станет прежним? Но будет любить уже не ее (а любил ли он ее вообще?), а меня?

Все, две секунды можно себе дать на иллюзии и сантименты, они прошли, возвращаемся с небес на землю. Душа Валеры имеет право на свободу, и я должна помочь ей найти свой путь.

Таким образом, мне необходимо отыскать ожерелье, спрятанное дедом.

Я не заметила, как дошла до дома. Войдя в калитку, дотопала до коттеджа, но успела только достать ключи, как дверь открылась сама – на пороге меня встречал Валера. Белое лицо выражало нечто сродни душевной боли, но точно я не могла сказать, ведь это был Валера, и этим все сказано.

– Где ты была, Катя? – с намеком на заботу спросил он.

– Я… Я… У знакомой. Прости, что сбила тебя, я очень спешила.

Я хотела пройти внутрь и с этой целью прижалась к стеночке, потому что Мертвицин вроде как не собирался сторониться, чтобы пропустить меня, но не успела сделать и шагу, как произошло необычайное: Валера обнял меня и положил свою бравую головушку мне на плечо.

Мы так и стояли, даже не удосужившись закрыть входную дверь, и, что самое интересное, в тот момент я была абсолютно счастлива. Так как я тешу себя мыслью о том, что удачно специализируюсь на метафорах, скажу, что ощущения были, словно я была пингвином Южного полюса, прижимающимся к глыбе льда, или же идеологическим холостяком, обнимающимся с холодильником, как с единственным достойным суррогатом жены. Но… я любила этот холодильник, и никакой горячий мачо был мне в тот момент совсем не нужен. Я отдала бы двадцать таких за одного Валеру – ледяного умершего игрока в карты.

Через пять минут молчания, когда мое левое ухо уже болело от морозного дуновения, как бывает, если ты, решив покрасоваться, выходишь из дому в минус без шапки, демонстрируя свои прелестные длинные ухоженные волосы, он сказал: