Мертвые возвращаются?..

— Думаю, не все так просто, — ответил он. — Хотя согласен, они едут сюда. Будут здесь через считанные минуты.

— Советую тебе убрать пушку, — сказала Эбби. — И чем скорее, тем лучше. Тебе тоже, Лекси. Потому что если они увидят…

— Опять-таки, — сказал Дэниел, — все не так просто.

Он стоял как раз позади кресла с высокой спинкой, в котором, окаменев от ужаса, сидел Джастин. Кресло, а также сам Джастин — затравленный взгляд, пальцы впились в подлокотники — служили ему щитом почти по самую грудь. А над креслом и Джастином — револьвер, небольшой, темный, зловещий, нацеленный прямо в меня. Если я и могла куда-то целиться, то только в голову.

— Эбби права, Дэниел, — сказала я. Я не стала даже предпринимать попыток спрятаться позади кресла, не хотела подставлять под пули остальных. Пока зрачок его пушки смотрит на меня, остальные трое в безопасности. — Убери оружие. Чем, по-твоему, все может закончиться? Что ты предпочитаешь — чтобы легавые застали нас здесь мирно ожидающими их прибытия или чтобы им пришлось вызывать на подмогу спецназ?

Джастин попытался подняться на ватных ногах. Дэниел убрал с рукоятки одну руку и бесцеремонно толкнул его назад в кресло.

— Сиди где сидишь! — рявкнул он. — Лично тебе ничто не грозит. Из-за меня вы попали в эту историю, мне вас из нее и выручать.

— И как ты намерен это делать? — спросил Раф. — Если в твои планы входит отправить нас всех на тот свет, можешь заткнуть такой план себе…

— Тише! — приказал Дэниел.

— Положи оружие! — сказала я. — И я положу свое. Идет?

В те доли секунды, пока взгляд Дэниела скользил ко мне, Раф попытался схватить его за руку. Реакция была мгновенной — Дэниел шагнул в сторону и, не опуская револьвера, больно врезал Рафу локтем под ребра. Тот моментально согнулся пополам, жадно хватая ртом воздух.

— Только попробуй еще раз, — сказал ему Дэниел, — и я прострелю тебе ногу. Чем скорее все закончится, тем лучше, так что не советую меня отвлекать. Быстро на место!

Раф рухнул на диван.

— Ты ненормальный, — надрывно просипел он. — Слышишь, ненормальный!

— Ну пожалуйста! — взмолилась Эбби. — Они ведь едут сюда. Дэниел, Лекси, прошу вас.

Сирены завывали уже совсем близко. А затем послышался явственный грохот металла: судя по всему, Дэниел запер ворота и теперь полицейский автомобиль пытался их протаранить.

— Лекси, — четко произнес Дэниел — думаю, специально для микрофона. Очки съехали ему на нос, но он этого не замечал. — Ножом тебя ударил я. Но, как наверняка тебе уже сказали другие, это не было умышленное убийство.

— Дэниел, — истерично вскрикнула Эбби, — прошу тебя, не надо!

Вряд ли он ее слышал.

— Вспыхнула ссора, — продолжил он, обращаясь ко мне, — которая переросла в драку и… честное слово, я не помню, как все произошло. Я мыл посуду, в руке у меня был нож, и я был вне себя от злости из-за того, что ты хотела продать свою долю. Думаю, ты меня поймешь. Мне хотелось ударить тебя, что я и сделал. Увы, последствия были таковы, каких никто из нас не мог предвидеть, даже на мгновение. И я прошу прощения за все то зло, что причинил всем вам.

Скрежет тормозов, хруст гравия и надрывный вой сирен.

— Опусти оружие, Дэниел, — сказала я ему. Мне хотелось, чтобы он понял: в случае чего я буду вынуждена стрелять ему в голову и не промахнусь. — Все будет в порядке. Мы во всем разберемся. Клянусь тебе. Просто опусти оружие.

Дэниел обвел взглядом остальных: Эбби, такую решительную и одновременно такую беспомощную; Рафа, готового лопнуть от злости; Джастина, который в буквальном смысле перекрутился на сто восемьдесят градусов и теперь смотрел на происходящее полными ужаса глазами.

— Ш-ш-ш! — произнес он и поднес к губам палец. Мне еще ни разу не доводилось видеть в человеческих глазах такую любовь, такую нежность и такую мольбу одновременно. — Ни единого слова. Что бы ни случилось.

Все трое недоуменно посмотрели на него.

— Все будет хорошо, — сказал Дэниел. — Честное слово, вот увидите. Все будет хорошо.

Он улыбался. Затем резко повернулся в мою сторону и еле заметно кивнул. Движение мне хорошо знакомо, я видела его уже тысячу раз. Мы с Робом ждем, впившись глазами в дверь, которая не открывается, или за столом в комнате для допросов — этот едва заметный кивок, который всегда означал одно: «Ну, давай!»