Мертвый кролик, живой кролик

– Я с самого начала ставил на то, что Ратманская под прикрытием благотворительности влезла в какой-то криминал. Потом, разобравшись в семейных отношениях, мы предположили, что к исчезновению причастны младшие дети ее отца. И первое, и второе выглядит логично. Алик с Аллой ее ненавидят. Они больше всех заинтересованы в том, чтобы она исчезла. Про мутный бизнес и говорить нечего. Если Нина кому-то мешала, ее могли убрать по-тихому.

Сергей пожал плечами:

– Ни та ни другая версия не подтвердились. Ну и что?

– Они не просто не подтвердились! Оказалось, что «Примула» является ровно тем, чем и выглядит: благотворительным фондом. А дети Ратманского целых полгода реализовывали такой план, что исчезновение Нины их самих поставило под удар.

– Макар, ты меня извини, – устало сказал Сергей. – Это все, по-моему, пустая болтовня. Фонд не при делах. Дети не замешаны. Ну и что? Значит, ищем дальше, вот и все. Только давай уже не будем от безысходности вешать убийство Ратманской на ее несовершеннолетнего сына! А если будем, то с доказательствами.

«Хотя с ними полный швах», – мысленно добавил Сергей.

Черт, даже сумка ее не найдена. И ладно бы «Биркин» или какой-нибудь «Луи Виттон»! Так ведь нет: Нина, как он случайно выяснил, повсюду таскалась с потрепанным портфелем своего папаши. А он-то был убежден, что это стилизация под старину…

Илюшин постоял, рассеянно кивая, и Сергей заподозрил, что тот пропустил все сказанное мимо ушей. Он собирался объявить, что раз Макар ничем не занят, пусть поможет ему со списком организаций… Но Илюшин вернулся к столу, достал из верхнего ящика альбом, и Сергей прикусил язык.

Макар сел на подоконник, рассеянно пошарил по карманам, вытащил огрызок карандаша и начал рисовать.

С этого момента Бабкин постарался слиться с креслом. Макар не раз говорил, что Сергей ему не мешает, и все равно тот опасался, что в один несчастливый день сделает что-нибудь не то – уронит, сломает, скрипнет стулом – и шаманство его напарника не сработает.

Метод Макара был прост до безобразия. На чистом листе бумаги он запечатлевал свидетелей и подозреваемых.

Однажды Сергей тайком, стыдясь самого себя, пытался повторить его действия. Но изобразив первую же козявку, которая должна была символизировать исчезнувшую женщину, понял, что впустую тратит время. Он порвал лист со странным чувством, будто едва не совершил святотатство. Сунулся чугунным рылом туда, куда соваться не следует. Материи эти для Сергея были слишком сложны, и он с облегчением перестал о них думать, довольствуясь ролью молчаливого свидетеля таинства.

Макар не снисходил до объяснений. Сергей понимал, что на его глазах происходит нечто вроде высвобождения подсознания. Одно время он считал, что Илюшин, рисуя, погружается в подобие медитации, – до тех пор, пока Макар, сосредоточенно малюя очередную кракозябру, не потребовал у него кофе с булочкой. Булочка Сергея добила. Он готов был смириться с тем, что при глубоком погружении в неизведанные глубины разума человеку может захотеться кофе. Но с тем, что к этому кофе должна прилагаться булочка – теплая, разрезанная до середины и облагороженная сливочным маслом, как уточнил Илюшин, – Бабкин согласиться не мог. Или бездны, или булочка.

Илюшин скомкал лист и отправил в мусорную корзину. Встал, вытащил из ящика коробку цветных карандашей и вернулся на подоконник.

Сергей сидел, не двигаясь, минут двадцать, пока у него не затекла спина. Бесшумно вышел, размялся в коридоре, натыкаясь на стены и беззвучно чертыхаясь, и наконец, сгорая от любопытства, вернулся в комнату. Илюшин сидел в той же позе, в которой Сергей его оставил: согнутая левая нога на подоконнике, альбомный лист с подложенной для удобства книжкой – на коленке. Правой ногой Макар задумчиво покачивал, время от времени задевая батарею.

Сергей считал Илюшина художественным гением, не умеющим рисовать. Из-под грифеля его карандаша выходили поразительные существа, словно выбравшиеся из дурных снов или картин Брейгеля. Они не имели видимого сходства с живыми людьми. И в то же время прообраз в каждом из них проступал так явно, как если бы Макар писал с натуры.

В этом и заключалась магия, которую Сергей не умел объяснить.

Вторая часть волшебства начиналась, когда Макар брался за работу с получившимися образами. Он ничего не делал с рисунком, лишь валялся и разглядывал его. Отвлекался на фильм. Засыпал. Со стороны Илюшин выглядел бездельником, убивающим время.

Иногда все это было впустую, и после рисования, валяния и праздношатания не происходило ровным счетом ничего.

Но чаще случалось иначе: рисунок становился ключом. Отмычкой к тому слою реальности, который был невидим сыщикам.

Сергей замер за плечом Макара и принялся разглядывать лист.

Зеленый ящер в воде: алые бусинки глаз, вздыбленные пластины на хребте. Константин Ратманский.

Юрия Забелина Сергей опознал в безногой оранжевой птице, которую покрывала чешуя.