Мертвый кролик, живой кролик

Тамара с ее прагматичным подходом к действительности занимала его. Севостьянов восхищался тем, как ловко она балансировала, чтобы не вызвать осуждение общества и в то же время соблюсти свои интересы. К его удивлению, они с Юрием быстро заслужили славу отзывчивых соседей. Тамара умела одарить ненужным кабачком так, что человек чувствовал себя облагодетельствованным. Она нравилась людям. Не была болтливой, но умела высказаться вовремя и к месту. Севостьянов заметил, что меньше чем через год все вокруг были уверены, что Забелины принимали участие в поисках заблудившейся старухи наравне с остальными.

А потом появилась кошка.

Первым ее заметил Севостьянов. Тощая, длинная, с роскошным хвостом. Белая в зеленом ошейнике. Домашняя, значит.

Кошка гадила в Тамарином укропе, изогнув хвост вопросительным знаком.

– А ну пшла! – рявкнул Севостьянов.

Кошка метнулась прочь.

«Ну все, повадилась», – подумал он и оказался прав.

Несколько дней спустя Тамара пожаловалась, что приблудная тварь разрывает ее грядки. Незваную гостью гоняли, но она возвращалась снова и снова. В конце концов озверевшая Тамара провела расследование.

Выяснилось, что кошка принадлежит Каблуковым.

Каблуковы, Виталий и Ирина, жили через дом от Забелиных. Севостьянов с ними почти не общался. Виталий был из породы умников, он таких недолюбливал. Интеллигент гротескного вида: жиденький, сутулый, с бородкой и в очках. Несмотря на карикатурный облик, Каблуков был рукастый мужик и взаправдашний ученый. Севостьянов зачем-то помнил, что он занимается нелинейно-оптическими кристаллами.

Когда Тамара пришла с претензиями, Каблуков поднял ее на смех.

– Милая моя, кошка – это не собака, ее на цепь не посадишь. В деревне кошки испокон веков гадили, гадят и будут гадить где пожелают! Такова их кошачья природа.

– Вот пусть она на вашем участке и серит! – злобно сказала Тамара.

– Я, конечно, попрошу ее об этом, – с издевательской ухмылкой пообещал Каблуков. – Но она чрезвычайно мало прислушивается к моему мнению. Я для нее, увы, не авторитет, уважаемая Тамара Григорьевна!

Тамара нехорошо ухмыльнулась.

– А может, ружье для нее будет поавторитетнее?

– Намеренная порча чужого имущества? – прищурился Каблуков. – Не советовал бы. Кошка наша, документы имеются. У нее, между прочим, и фотография в паспорт вклеена.

– Заприте ее дома!

– Вы меня извините, но у вас одна идея безумнее другой. Это в городе, милая моя, кошку можно запереть в квартире. А в деревне кошка орет и раздирает косяки. У нее есть ум и жажда жизни. Удержать ее в комнатах невозможно, да это и глупость, честно говоря. Животное должно наслаждаться прогулками, а не сидеть в четырех стенах.

– И что же мне делать? – вскипела Тамара. – Она мне весь огород испакостила, дрянь такая!

– Я бы рекомендовал пустырник, – елейным голосом пропел Каблуков. – Десять капель на стакан, принимать до еды три раза в день.

Севостьянов видел лицо Тамары, когда она возвращалась от Каблукова, и ему стало не по себе.

Первое время он был уверен, что она потихоньку удавит кошку. Что ей документы! Пропало животное – так мало ли отчего! Собаки задрали. Поди докажи.

Но проходили дни, а ничего не менялось.

Севостьянов вздохнул с облегчением. Может, кошка и противная, но жена Каблукова в ней души не чает. Жалко будет обеих.

Казалось, Тамара последовала совету соседа и смирилась. При встрече они с Каблуковым подчеркнуто вежливо здоровались. О кошке больше не упоминали.

В начале весны Каблукова разбил инсульт. Речь вернулась быстро, но ходить он не мог: делал шаг и заваливался. В июне жена привезла его на дачу. Следом за Каблуковым из такси вытащили инвалидное кресло, будто стиснутое большими блестящими колесами.

В солнечные дни Каблукова сажали в коляску. Он сам доезжал до задней калитки, за которой начинался склон, и сидел, любовался видом, понемногу задремывая. Кошка сворачивалась у него на коленях.

– Через месяц в санаторий, – дребезжащим голосом сказал Каблуков, когда Севостьянов зашел его навестить. – Будут ставить меня на ноги в буквальном, хе-хе, смысле! Не надо, не надо сочувствия! Верю, что объединенные усилия врачей и пациента сотворят чудеса.

На следующий день после этого разговора Севостьянов возвращался из магазина и услышал пронзительный визг. Кричали у Каблуковых. Прибежав, он не нашел никого ни дома, ни в саду. Выскочил за калитку и увидел душераздирающую картину.

Овраг, рассекший деревню, огибал участок Каблуковых, постепенно теряя глубину и истончаясь, будто змеиный хвост. Задняя калитка выходила на край оврага. Жена Каблукова боялась, что однажды их сад сползет вниз, и сажала можжевельники, чтобы укрепить склон.

На дне оврага лежал неподвижно Каблуков. Чуть поодаль валялась перевернувшаяся коляска. Ирина, рыдая, трясла мужа за плечо.

Севостьянов сбежал по тропе, во весь голос призывая помощь. Сперва он испугался, что сосед свернул шею. Но Каблуков был жив. Он слабо стонал, когда Севостьянов поднял его и потащил наверх.