Они шли по узкой улочке, мимо тусклых витрин продуктовых лавок и магазинов скобяных изделий, мимо переполненных мусорных баков и панельных многоэтажек, один вид которых наводил тоску. До дома Кати оставалось меньше квартала. Практически всю дорогу говорила только она: рассказала о своей встрече с Принцем тысячи ракушек и о том, чем она обернулась. До сегодняшнего дня Кати думала, что никогда и никому не раскроет всех подробностей той истории, разве что Иве. Однако стоило открыть рот, и ее уже было не остановить. Она говорила и говорила, а Янис лишь кивал. В какой-то момент Кати даже разозлилась — он вполне мог бы проявить и бо́льшую вовлеченность, а не вести себя как психиатр на приеме. После всего, что они видели, ее история не должна его шокировать. Однако кто знает, что на самом деле творилось у него в голове?
— И в конце она оставила тебе этот камень? Который каким-то образом должен заговорить? — спросил Янис после минутной паузы.
— Не просто камень, а наконечник стрелы, — поправила Кати.
— А можно… Можно на него посмотреть?
Кати вздрогнула. Посмотреть? В просьбе Яниса не было ничего удивительного, а уж после всего, что она наговорила про Иву, — и подавно. Но чувство, нахлынувшее на нее, иначе как ревностью назвать было сложно. Это ведь ее камень, Ива дала наконечник именно ей, и никому больше. И он являлся той ниточкой, которая продолжала их связывать, что бы ни происходило вокруг. С того дня как Ива вручила ей подарок-обещание, Кати не расставалась с ним ни на минуту. Он был с ней, когда она спала и ходила в душ, всегда и всюду, даже на приеме у врача. Ведь неизвестно, когда камень решит заговорить, и больше всего на свете Кати боялась пропустить этот момент.
— Э… Конечно. — Кати достала наконечник.
Они остановились под желтым фонарем. Совсем рядом с ее домом — Кати уже видела окна своей квартиры. На кухне горел свет, однако никакого силуэта в оконном проеме Кати не разглядела. Она не поняла, обрадовало ли ее это открытие или же, наоборот, — расстроило. Конечно, мама не обязана торчать у окна, высматривая блудную дочь. За лето она вполне могла смириться с ее долгими отлучками, и вообще, у нее хватало и других дел. Но все же… Кати вдруг задумалась над тем, сколько раз она задерживалась допоздна именно для того, чтобы мама ее ждала. Странный способ напомнить о своем существовании, а если подумать, еще и подлый. Она ведь должна заботиться о матери, а не потакать своему эгоизму.
— Ты что-то заметила? — услышала она голос Яниса будто из другого мира.
— Что? Нет, просто задумалась. Вот держи. — Сняв самодельное украшение с шеи, Кати протянула его Янису, а сама снова повернулась к окну. Все еще никого.
Янис осторожно взял наконечник стрелы и поднес к самому носу. Повертел, потрогал острие — Кати хотела предупредить его, чтобы он был аккуратнее, но, похоже, он и так это прекрасно понимал.
— Я видел каменные наконечники в музее, — сказал он. — Настоящие, которые делали первобытные люди.
— Настоящие? — переспросила Кати. Почему-то она обиделась. — А этот, по-твоему, не настоящий?
— Как бы тебе сказать.
— В смысле? — насупилась Кати.
— Ну, он, конечно, каменный, и определенно это наконечник стрелы, только… — Янис глубоко вдохнул. — В музее была сувенирная лавка, и там, среди всего прочего, продавались похожие наконечники — дюжина за десятку. А все потому, что это подделки, имитация, сделанная современными орудиями. Посмотри на края — если приглядеться, то можно увидеть следы ножа или напильника, чего-то вроде.
— И что это доказывает? — спросила Кати. Она не столько забрала, сколько выхватила наконечник из рук Яниса. Вот гоблин сразу понял, что это чудесная, волшебная вещь, Янис же зачем-то пытался убедить ее в обратном.
— Не знаю. — Янис пожал плечами. — Может, и ничего, а может, что-то. То, что всякие такие штуки часто не то, чем кажутся. Или то, что чудеса могут оказаться гораздо ближе, чем мы думаем. Или что-то еще.
— А может, — сердито сказала Кати, — это доказывает, что кто-то не хочет видеть чудеса там, где они есть.
— Я не…
— Ладно, проехали. Мне пора домой, поздно и вообще. Сколько сейчас времени, кстати?
Янис глянул на наручные часы.
— Без четверти семь, — сказал он, и Кати искренне удивилась тому, что еще так рано. Если судить по темному небу, по мерцающему свету фонарей, по тому, что на улице нет ни одного прохожего, уже перевалило за полночь. А оказывается, вовсе она не задержалась и вернется домой как раз к ужину. Кати, впрочем, сильно сомневалась, что сможет съесть сегодня хоть что-то, даже мамину стряпню.
— Хорошо, — сказала она. — На ярмарке нас ждут ночью, будет время подготовиться.
Она еще не придумала, как улизнуть из дома, но время есть. На худой конец можно, например, связать веревку из простыней.
— Да… — неуверенно сказал Янис.
Кати тут же напряглась.
— Ты же пойдешь со мной? Я про ярмарку гоблинов, ну или что там у них на самом деле.
Янис посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Почему-то мне кажется, что у меня нет выбора.
— Всегда есть выбор, — сказала Кати, хотя сама в это не верила.