Янис хмыкнул:
— Нет. Всегда есть иллюзия выбора. И потом — это же мое второе испытание, так? Мы все еще бежим за той вороной?
Кати склонила голову набок.
— Нет. Это уже третье испытание. Значит, встречаемся на этом самом месте. В полночь? Нет, лучше в половину первого.
— Я буду ждать.
И вдруг, безо всякого предупреждения, быстро нагнулся и клюнул ее в щеку. Прежде чем Кати успела понять, что произошло, Янис торопливо зашагал прочь от фонаря. Она же осталась стоять под золотистым конусом света, отражавшегося от капелек дождя. Стояла и улыбалась как идиотка.
Что это такое?
— Привет! Я дома!
Кати открыла дверь и проскользнула в квартиру. На секунду остановилась на пороге, вдыхая запах готовящейся еды — мама варила суп. Этот запах не шел ни в какое сравнение с чарующими ароматами в ресторанном дворике — даже воспоминания о них оказалось достаточно, чтобы у Кати потекли слюнки. Но именно запах в квартире был правильным, именно он был настоящим.
В ответ на ее приветствие из кухни донесся голос матери, однако ее слова заглушил громкий плач Герберта-младшего — младенец решил, что тоже должен поздороваться с сестрой.
В квартире вообще оказалось на удивление шумно. Из спальни доносился звук работающего телевизора — ее недоотчим смотрел какой-то матч. Орали комментаторы, а иногда и сам Герберт начинал вопить: «Давай, давай!» или «Разуй глаза, идиот!» Другой отец наверняка бы вышел посмотреть, почему его отпрыск так раскричался, но Герберт лишь прибавил громкость.
— Что-то ты долго сегодня, — сказала мама, выглядывая в прихожую. Одной рукой она прижимала к груди ребенка, а в другой держала поварешку. — Сильно промокла? Не замерзла? Есть будешь?
— Нет, нет и нет. Я не голодная, — сказала Кати, стягивая куртку. — Перекусила в торговом центре.
Кати, впрочем, не собиралась рассказывать, чем обернулся этот перекус. Есть вещи, о которых родителям говорить не стоит. Мать сурово сдвинула брови.
— Делать тебе больше нечего. Я смотрела одну передачу… Знала бы ты, из чего на самом деле делают все эти наггетсы-шнаггетсы, в жизни бы их есть не стала…
Кати поперхнулась.
— Даю слово, в жизни их есть не стану.
— Вот и славно, — улыбнулась мама. — Я супчик сварила, как ты любишь, с фрикадельками. Точно не будешь?
— Спасибо, ма, я честно не… — Кати потянулась, чтобы повесить куртку. Но зацепилась за мамино пальто да и опрокинула половину одежды с вешалки на пол. Зазвенели выпавшие из кармана ключи, покатилась по ламинату мелочь. Герберт-младший с перепугу завопил что есть мочи.
— Черт! — не сдержалась Кати. — Да что же это… Я случайно!
Она кинулась собирать упавшую одежду. Мать торопливо принялась укачивать младенца:
— Да что тут у вас происходит?! — Герберт выскочил из спальни. — Я могу спокойно посмотреть игру?
Красное лицо блестело от пота.
— Все в порядке, — сказала мама. — Просто Катинка случайно уронила куртку, а Герти немножко испугался…
— Не называй его так, — запыхтел недоотчим. — Его зовут Герберт, и никак иначе. Случайно уронила? Ты, случаем, не накурилась?
— Чего?! Нет!!! — Кати аж задохнулась от возмущения. Как он мог вообще подумать что-то такое? Она обиделась и разозлилась одновременно, но Герберт будто и не услышал.
— Проверила бы ты зрачки у своей дочери. Нынешние подростки, они такие — никогда не угадаешь, чего от них ждать. Еще и намусорила…
Герберт поднял с пола сложенный вчетверо листок бумаги — одну из тех листовок, что дал ей Янис. Бумажка выпала из кармана куртки и отлетела к двери. В другой раз Герберт, скорее всего, скомкал бы ее, даже не спросив, нужна ли она или нет. Но тут его взгляд за что-то зацепился. Он насупился, развернул листовку… И в тот же миг его лицо перекосило так, будто он увидел дохлую крысу. Почти минуту он не мог подобрать слов. У Кати засосало под ложечкой. Захотелось схватить куртку и выскочить из дома, не дожидаясь, чем все это закончится.
— Что это?! — Герберт затряс листовкой над головой. — Ну?
Кати вздрогнула. Герберт тяжело дышал ртом, круглое лицо так раскраснелось, что Кати испугалась, как бы его не сразил внезапный инсульт. С одной стороны, не самое плохое развитие событий, с другой — Кати была доброй девочкой и никому не желала зла.
— Это листовка, — ответила она. А что еще тут можно сказать?
— Ты издеваешься? — выдохнул Герберт. — За дурака меня держишь? Я вижу, что это за бумажка. Откуда она у тебя?
— Взяла у торгового центра, — сказала Кати. — Какой-то мальчишка раздавал.
— Герберт! Что случилось?
Интонации в голосе матери приободрили Кати. Она сразу встала на ее сторону, не разбираясь, в чем, собственно, дело. Не иначе сработал тот самый инстинкт, который заставляет малых птиц набрасываться на кошку или ястреба, защищая потомство.
— Что случилось? — зло переспросил Герберт. — А ты посмотри, что твоя дочь притащила в дом.
Мама взяла листовку, пробежала по ней глазами и с удивлением взглянула на Герберта.
— И что с того?
— Что с того? — взвился Герберт. — Спаси лес?! Закройте свалку?! Тебя ничего не напрягает?!
— Что именно должно меня напрягать?