Алексей знал, что этого ему не простят. Царь обязательно попробует отомстить, но чужими руками. Сыщик взял меры предосторожности и не ошибся. При следующем обходе на него бросился с ножом бессрочный Засовкин. Лыков был наготове и отбил удар. Засовкина утащили в карцер. Ему следовал военный суд с неизбежным смертным приговором. Но Лыков сделал то, чего до него не позволял ни один администратор. В принципе его решение было незаконно. Начальник округа построил на плацу всю тюрьму: и кандальное отделение, и общее. В короткой речи он сказал: «Я знаю, кто направлял тот нож! И вы все знаете. Засовкин, конечно, будет наказан, поскольку он дурак и кукла в чужих руках. А главные злодеи – вон те трое, которые решили, что закон не про них. Про них! Я доберусь до этой швали, будьте уверены. И нечего их, ребята, бояться».
После этого провинившегося разложили на «кобыле» и дали… пятьдесят розог. Это был самый сильный момент в замысле Лыкова. Начальник округа может дать сто, а назначает лишь половину. За покушение на свою жизнь! После порки арестанта вместо карцера вернули в строй. Все – и каторга, и администрация – были ошарашены. Ялозо и Шелькинг умоляли Алексея пересмотреть свое решение. Ведь теперь каторжные совсем осмелеют. Если вместо виселицы им «березовую кашу» назначают, как в приходской школе… Да он сам первый падет жертвой разгула! Царь отныне легко сыщет легион желающих броситься на Лыкова.
Но Алексей знал, что делал. Каторга поняла его правильно. Надворный советник показал всем, что не боится. Пусть хоть через день прыгают… Разумеется, больше никто не собирался нападать на бесстрашного человека. Да еще справедливого. Лыков сделался неприкасаемым по молчаливому согласию тюрьмы. Царь, при всем ужасе, который он по-прежнему наводил на людей, не мог перечить ей. Опять же, стремление начальника облегчить жизнь невольникам тоже не осталось незамеченным. Как же убить такого?
Борьба с «иванами» состояла не только из побед. Лыкову так и не удалось заставить их ходить на работы. Оба окружных доктора подписались под их болезнями. Даже жестокосердый Сурминский! Военный врач тоже решил не искать себе лиха. Пришлось оставить Царя со свитой на нарах. Алексей понимал: как только они попросятся в лазарет, это будет означать подготовку к побегу. Эскулапы не посмеют им возразить.
Несколько раз Лыков уезжал из надоевшей канцелярии. Он обследовал округ. Собственно, дорога на всем Южном Сахалине только одна – на север. В первой своей части, до военного поста Найбучи, она более-менее разработана. Сравнения с трактом Александровск – Рыковское эта дорога не выдерживает, но в сухую погоду проехать можно. Она густо отмечена поселениями, которые стоят тут через каждые пять-семь верст. Путь тянется вверх по течению реки Сусуи. Доходит до ее верховьев, и здесь появляется вторая речка, Найба. Она течет уже в обратную сторону, и параллельно ей продолжается дорога. Длина первого отрезка – девяносто верст, и он самый обжитой в округе. Избы приличные и крыты тесом, не то что на севере, где сплошное корье. Нет ни одной брошенной избы. Поселенцы глядят веселее, и даже не все, кто имеет право, уезжают на материк. У Найбучи тракт выходит к Охотскому морю и пролегает вдоль унылого берега до Тихменевского поста. Длина этого отрезка – уже двести сорок верст. Населения тут почти нет, а то, что есть, – инородческое. Слева тянутся горы. Болота исчезают, места вроде бы неплохие, но безлюдье навевает тоску. В здешней тайге нет даже беглых…
Когда дорога доходит до залива Терпения, делается чуть веселее. Тут устье второй по значимости сахалинской реки – Пороная. Глубина ее в нижнем течении достигает пяти саженей. Верст на сто она могла бы быть судоходной, если бы не карчи. Это беда всех сахалинских рек. Засоренные упавшими деревьями, они не могут помочь людям перевозить тяжести. Все приходится таскать на себе или, в лучшем случае, на волах, по ужасным дорогам. Тем не менее Поронай кормит множество народу. Во время хода рыбы здесь все: и русские, и японцы, и гиляки с ороченами. Японцы даже привозят публичные дома! Их услугами пользуются, в том числе, солдаты с поселенцами. А потом мучительно болеют сифилисом…
На север от Тихменевска рубят просеку. Рабочие дошли до речки Хой. Навстречу им вдоль Пороная движутся каторжные Тымовского округа. Когда-нибудь они соединятся, и Корсаковск получит телеграфную связь с Александровском, но это будет уже после отъезда Алексея. При нем не успеют…