Мертвый остров

Лыков добрался до Хоя, ознакомился там с ходом работ. По пути он расспрашивал смотрителей поселений, нет ли в округе беглых, отмечены ли их связи с японцами. Ему разъясняли, что «зеленые ноги» уходят отсюда к Татарскому проливу. Поронай, как и Тымь, течет по долине между двумя горными хребтами. Здесь хорошая тайга, богатая ягодами, рыбой и зверьем; прокормиться можно. Вот только передвигаться трудно. Поэтому беглецы идут по речным берегам. У Пороная несколько правых притоков: Солдой, Хой, Онор, Таулан… На Оноре сейчас, кстати, строят дорогу, и оттуда массово бегут каторжники. По этим притокам люди добираются до Западного хребта, переваливают через него и оказываются на берегу Татарского пролива. Дальше как повезет. А на восток никто не бежит, потому – глупость.

Лыков терпеливо слушал эти банальности, надеясь узнать что-то новое. И узнал. Смотритель станции Селютору сообщил, что дней десять назад море выбросило на берег тело каторжного. Крупного сложения, весь седой. На голове кровавая повязка. Когда ее сняли, в черепе покойного обнаружилась пуля. Кость она до конца не пробила, но застряла крепко. Ранение тяжелое, а без медицинской помощи – смертельное. Как седоголовый беглец оказался в заливе Терпения, смотритель не знал. Он послал рапорт о находке. Или только написал, а отправить еще не успел…

Начальник округа распорядился выкопать тело и осмотрел его. Все приметы совпали. Лыков увидел в затылке Шурки Аспида свою пулю. Хороший получился выстрел… Негодяй или сдох от раны, или его выбросили за борт еще живого. Кому он нужен со свинцом в черепе!

Поездка в Тихменевск и обратно заняла три дня. И за это время Ялозо с Шелькингом перепороли полтораста ссыльнокаторжных… Об этом тотчас же по прибытии сообщил Алексею Голунов. Оказалось, что титулярный советник после отъезда Лыкова сам себя произвел в исполняющего его обязанности, хотя не имел на это права. И в новом качестве щедро выписывал провинившимся розги и даже плети по рангу начальника. Палач Минаев вспомнил поучение Алексея, поэтому в лазарет никто не попал. Но каторга притихла… Восемь человек с отчаяния сбежали. Ничего не продумали, не подготовили и оттого вскоре попались возле Лютоги. Сейчас сидят в карцере. Ялозо оформил на них бумаги и собирается отослать их Кононовичу. Горемыкам добавят срок, дадут плетей и переведут в рецидивисты. Но есть возможность заменить побег отлучкой. Поймали-то их на грани того и другого…

Лыков не понял, и тогда Голунов объяснил. Если каторжного изловили раньше трех дней после побега (поселенца – раньше семи), то это отлучка. Подобные дела решаются на местах, и много легче. Обычно дают сто розог и сажают на месяц в карцер. Но срок не прибавляют.

– Так и поступим, – решил надворный советник. – Нечего беспокоить его превосходительство. У него и без того забот хватает. Что хоть за галманы учесали?

– Замутил их Яшка Артюхов, хвосторез. Это, знаешь, дрянной народ.

Хвосторезами на каторге называют общественников – людей, сосланных по приговорам сельских сходов. Тех, что не вылезают из кабака, воруют у своих, а могут и деревню спалить. Мужики обычно долго терпят их безобразия. Но рано или поздно обществу это надоедает, и от дряни решают избавиться. Попав в каторгу и сойдясь с уголовными, общественники развращаются окончательно. Среди шпанки они самый негодный элемент.

– Так. Яшку драть как сидорову козу. Сто штук. Комлем![50] А остальные?

– Еще двое промотчики. Заложили и пропили бродни и подбитые куртки. Как будут зимовать, пока не думали…

– Ага. Как там каторжные говорят? Заложишь бушлат, а сдерут шкуру? Вот так и поступим. Пятьдесят штук. Ну, пусть будет лозой[51]. Жалко дураков…

– Остальные – просто несчастные люди. Довели их…

– Однако я должен как-то отреагировать. Дать им по тридцать штук лозы и вернуть в общее отделение. Эй, Гезе! Позови ко мне Фельдмана!

Когда пришел коллежский регистратор, Лыков уже сочинил в голове приказ.

– Здравствуйте, Степан Алексеевич. Тут в мое отсутствие Ялозо совсем разошелся, половину города перепорол. Садитесь и пишите.

Фельдман сел, взял перо.

– «За нарушение Устава о ссыльных и Положения об управлении островом Сахалин, выразившееся в самовольном возложении моим помощником титулярным советником Ялозо на себя моих обязанностей, указанного Ялозо от должности отстранить до разрешения его участи в высшей администрации». Дата, подпись. Готово?

Лыков перечитал текст приказа и тут же подписал его.

– А теперь, Степан Алексеевич, вызовите сюда весь кадр окружного управления.

Фельдман сломя голову побежал созывать чиновников. Когда все собрались, Лыков огласил свое решение и обратился к Ялозо:

– Господин титулярный советник! Назначить себе заместителя могу только я сам. По какому праву вы присвоили не принадлежащие вам обязанности?

– Но ваше высокоблагородие! Вас не было три дня! Безотлагательные дела требовали немедленного решения… я счел своим долгом…

– Безотлагательные дела? Какие именно? Перечислите!

Фома Каликстович смешался и молчал.

– Ну? Эти дела не в том ли заключались, чтобы перепороть сто пятьдесят человек?