Мертвый сезон. Мертвая река

Гаррисон надавил на дверную ручку – дверь оказалась незапертой, – резко распахнул ее, и Манетти рванулся внутрь. Метнувшись на то место, где только что стоял шериф, и на всякий случай прикрывая его, Гаррисон быстро последовал за ним. Затем он обогнул угол и прошел в холл – Питерсу через окно были видны спальня и лестница, – тогда как Манетти взял на себя кабинет. Вскоре Питерс также вошел в дом, пристроившись за спиной Манетти. Почувствовав запах крови, он сразу понял, кому из них суждено сделать страшную находку, что именно это будет и где она находится.

Дверь он оставил чуть приоткрытой.

Для вентиляции.

Парень лежал на полу неподалеку от одного из компьютеров. И экран монитора, и письменный стол, и стены, и округлый очаг, и раздвижные стеклянные двери – все в крови.

Рук и ног у лежащего парня не было.

Много чего у бедняги не оказалось, при ближнем-то рассмотрении. Сердце, печень и почки отсутствовали; внутри, можно сказать, вообще ничего не было. Разве что озерцо крови вытекало через отверстие, располагавшееся на том месте, где некогда находились его гениталии – со стороны могло показаться, будто он мочится кровью. Его причиндал, надо думать, где-нибудь под столом – если такую деликатную деталь вообще найдут.

Манетти неотрывно смотрел на труп.

– Срань господня… – только и смог вымолвить он.

Питерс прекрасно понимал, что именно в данную минуту чувствовал шериф. Как же пусто и безнадежно бывает на душе, когда опаздываешь в подобных ситуациях!

– А ведь такой хороший парень был, – пробормотал Манетти, покачивая головой.

Питерс не спешил встревать с расспросами.

– Холбард, да? – наконец спросил он.

Манетти кивнул.

По лестнице спускался Майлз Гаррисон. Повернув за угол и войдя в комнату, он побелел при виде представшего его глазам зрелища.

– Нашел что-нибудь? – спросил Манетти. Было заметно, как он старался перебороть собственные чувства. Судорожно сглотнув, Гаррисон заставил себя отвести взгляд от тела.

– Взломана дверь в одну из верхних спален. Там наверняка находился ребенок – повсюду игрушки разбросаны. Окно широко распахнуто, как если бы кто-то выбрался через него наружу или собирался сделать это. В соседней комнате чемоданы, всякая парфюмерия, женская одежда. В спальне на первом этаже, близ двуспальной кровати, – милая плетеная колыбелька. В шкафу – женская и мужская одежда.

– Как ты сказал? – перебил его Питерс. – Колыбелька? То есть еще и младенец был?

Гаррисон посмотрел на него, подумав о том же. Дело смердело керосином.

– А не могло так получиться, что в ней раньше лежал ребенок?

– У них вроде как недавно родилась дочь, – спокойно произнес Манетти. – Пару-тройку месяцев назад.

На Питерса снова навалилась, словно вынырнув откуда-то из глубины мозга, тупая головная боль. А может, она там все это время и находилась и он лишь сейчас заметил это, только сейчас выпустил ее наружу? Он вздохнул, подумал о фляжке во внутреннем кармане пиджака, но тут же отбросил эту мысль. Может, в спальне где-нибудь найдется аспирин?

– Я сейчас, – сказал он.

Лекарство действительно нашлось, и он взял из пачки три таблетки, когда из комнаты, где остались полицейские, послышался какой-то шум – голоса и звуки поспешных шагов. Питерс высунул голову.

Манетти и Гаррисон стояли у распахнутой двери. Со стороны могло показаться, будто они намеревались уходить и оставить его одного.

– Эй, что там у вас? – спросил он.

– Кто-то кричал, – ответил Гаррисон, держа револьвер на изготовку. – Там кто-то кричал.

* * *

Клэр увидела свет автомобильных фар, затем мелькание луча фонаря и подумала: «Слава тебе, Господи!»

Ей казалось, что они уже целую вечность сидят на дереве в надежде лишь на то, что Мелисса будет продолжать спать и что мимо них никто не пройдет. И вдруг ночную темень прорезали лучи света, неся надежду на помощь, защиту и спасение.

Люк тоже заметил свет.

– Все в порядке! – воскликнул он.

Она отнюдь не рассчитывала на то, что полиция станет прочесывать лес. До рассвета к этой работе нечего было и приступать. Между тем где-то поблизости все еще бродили эти люди, и с ними – Эми. Где-то совсем рядом. Надо было все же слезть на землю.

В последнее время она то и дело подвергала сомнению собственные же решения – неизбежное последствие шока от перенесенного развода. Девять лет назад Клэр отважилась на единственное в своей жизни настоящее приключение, в которое двое взрослых людей отправляются всегда вместе – любовь, обязательства, дом, семья; решилась потому, что, как она полагала, достаточно хорошо знала своего партнера. Оказалось – не знала.

Если уж в таком деле она допустила промашку, то что же дальше-то будет? Уверенность в себе теперь казалась ей чем-то вроде норовистого жеребца – никак не можешь удержать в руках поводья.

Правда, была еще Эми. Символ надежности и уверенности. Двадцать лет их дружбы практически не оставляли места для сомнений в целесообразности перемен.

– Я первая, – сказала Клэр.