Мертвый сезон. Мертвая река

Стивен явно понимал, что Люк остался где-то снаружи, в данный момент прятался в каком-нибудь укромном месте и был единственным, кого не удалось схватить. Знал он и то, что Клэр никогда не бросила бы ребенка Эми на произвол судьбы. Выходит, малышка с Люком – и Клэр могла знать, где именно они прятались. Теперь же Стивен предлагал этим дикарям найти Мелиссу при помощи Люка, а Люка – при помощи ее. Он предлагал им боль. Исход его предательства – боль.

«Поступиться собственным сыном…»

«Ей не нравится, когда ее кусают».

Простая констатация факта – до нелепости простого и банального, справедливого в своей земной, повседневной, элементарно-убийственной простоте.

Клэр взаправду страшно не нравилось, когда ее щекочут или касаются пяток; не любила вкус свежего лука, чересчур дождливые или снежные дни, запах виски или бензина. Что было, то было – достоверные факты из анамнеза ее личности. Эми знала об этом. Дэвид знал. Люк знал.

Этот же копнул глубже, воспользовался уникальным выведанным знанием – чем-то, что обозначало физические пределы ее морального мужества и умения одолевать страх.

Это уже не просто лук или какое-то виски. Это было сродни кошмару, ибо проникало в самые глубины ее понимания своего естества. А он продал ее, рассказал им об этом – сделал это так запросто, словно его спросили о цвете ее волос.

«Кто же хуже из них двоих? Мужчина, выдающий секреты, или женщина, готовая использовать их в собственных целях?» То, что за женщиной не постоит применить знания, не вызывало ни малейших сомнений. Сейчас она смотрела на мальчиков – а ведь первым о них обмолвился именно Стивен.

Они пинали ее, но, слава богу, всего лишь босыми ногами – было больно, но никаких серьезных увечий они ей не причинили. Да и боль была намного слабее, чем у мужчины, – его она несколько раз с силой пнула, да так, что он пополз по полу, застонал и взмолился о пощаде.

Мальчишки подчинились, отошли от нее к стене. Пацан с бельмом на глазу принялся копаться в куче всякого хлама и наконец извлек из нее две пары зазубренных железок – как вскоре выяснилось, это были самодельные искусственные зубы, грубо вырезанные из старых банок из-под содовой воды. Поднеся свою пару ко рту, он просунул закругленный край железки между верхней губой и десной верхней челюсти, отчего со стороны могло показаться, будто изо рта у него и в самом деле растут острые металлические зубы.

Затем они снова подошли к ней и, чуть наклонившись, широко распахнули рты, поблескивая стекающей на подбородки слюной. Теперь они ждали сигнала – ждали, когда мужчина разрешит им действовать.

Женщина также приблизилась к Клэр и, слегка наклонившись, резким рывком подсунутых под мышки огрубелых шершавых рук поставила ее на ноги. Она провернула этот трюк с такой легкостью, словно это было не живое тело из плоти и крови, а какой-то пустой мешок.

– Говори, – сказала женщина.

Ее взгляд впился в лицо Клэр, изо рта пахнуло тухлым мясом, а гладкий шрам почти засветился на фоне бледной кожи.

Позади нее, в тени, встал мужчина. Сейчас он улыбался.

«А у него-то какие зубы?» – подумала Клэр.

Коричнево-черные, гнилые, остро заточенные.

Дети подступили ближе.

Она почувствовала, что помещение пещеры начинает плыть у нее перед глазами, поры ее собственного тела словно распахиваются, исторгая наружу все свое содержимое, а желудок выворачивается наизнанку, как после слишком обильной выпивки. Клэр знала, что пройдет еще мгновение, и ее обязательно стошнит. Прямо на стоявшую перед ней женщину. И та, конечно же, ее за это убьет. Может, оно и к лучшему. Не придется ни о чем им рассказывать. Можно держать язык за зубами до конца – и точка.

– Говори, – повторила женщина.

Клэр увидела зубы, поблескивающий светлый шрам и вдруг осознала, что не сможет произнести ни слова, даже если захочет. Вот пространство пещеры соскользнуло в пучину белого света, а сама она оказалась на мокром тротуаре плохо освещенной улицы на окраине Бостона. Теперь ей было всего десять лет. Начинало темнеть, а она шла в гости к своей кузине Барбаре, чтобы поиграть с ней и с ее друзьями в прятки.