Мертвый узел

– А разве у меня есть выбор? Ты ведь ей так и не сказал ничего, я права? – Амалия даже прищурилась, наклоняя голову. – Рада хотя бы видеть ее в добром здравии. Относительно.

– Кику, детка. Твое присутствие здесь больше не нужно. Оставь нас.

Мне не очень-то хотелось находиться в этом кабинете с наэлектризованным воздухом, а потому приказ я приняла с радостью. Реплика Амалии настигла меня уже на пороге, когда я почти притворила за собой дверь.

– Чтобы ты знал, меня очень беспокоит, что моя дочь находится в заложниках у неуравновешенного и жестокого типа вроде тебя. И мало того, что ты воспринимаешь ее как свою половую тряпку, так еще и промываешь мозги! Думаешь, не вижу, как она на меня смотрит? Да, Роуз, в этом доме меня не любят, но ни это, ни то, что ты оказалась в неволе, не значит, что ты не имеешь права признавать собственную мать.

Слова отскакивали от пустой черепной коробки, как резиновые шарики, нужно было делать над собой усилие, чтобы придавать им смысл. И даже тогда это не особенно получалось. Я застыла с зажатой в пальцах дверной ручкой, понимая, что перестаю их чувствовать. Пытаясь найти в себе силы повернуться.

– Я хочу для тебя достойной жизни и всегда хотела. Именно поэтому я ушла из трущоб. Чтобы найти способ существовать как человек, а не как подзаборная собака. И я добивалась этого ради тебя черт знает какой ценой. Но теперь, когда это все… – на миг она замолчала, и Ланкмиллер воспользовался заминкой.

– Это все бред такой термоядерной концентрации, что мне стыдно даже просто слушать его. Впрочем, полагаю, это представление было не для меня, – мучитель обратил ко мне свой взгляд, я почувствовала это, даже не оборачиваясь. – Я неясно сказал? Выйди, позже поговорим.

Алисия взяла меня за руку, своим теплом возвращая к жизни немного, помогая переступить порог. Воздух в коридоре словно обжег кислотой, хотя, наверное, дело было не в нем.

Я бы перемалывала слова этой женщины в воспаленном сознании еще и еще, вызывала их в памяти бесконечное количество раз. Если бы все не вставало в такую предательски ровную линию, аккуратно сложенную картинку, наводившую ужас своей безукоризненностью.

На тот прием Кэри потащил меня с собой, чтобы показать Амалии. И он показал. Она узнала меня сразу же, а я ее нет, потому что не помню из детства ни голоса матери, ни лица. Потом ему понадобилась Лис, чтобы какое-то время держать меня подальше, дать им возможность поговорить. Я оглянулась на ланкмиллерскую сестренку – она все знала еще тогда. Помогала ему не со зла, конечно, просто он попросил, а она не отказывает его просьбам.

Все было неправильно с самого начала. Гаремы больших семей – совсем не место для таких, как я, потрепанных и хмурых. И тем не менее мучитель держал меня рядом, хотя ненавидел буквально все во мне, оставил, даже когда распродал всех остальных. Потому что я была другой. Не наложница, а карта, которую можно выгодно разыграть против конкурента.

Я вспомнила, как несколько недель назад Элен стояла вот так же под закрытой дверью, за которой торговались о ее стоимости. Теперь я была ровно на ее месте. Это даже забавно.

Беседа почему-то не задалась, либо Кэри не настроен был торговаться, либо Амалия придержала пока самые щедрые свои предложения, но закончилось это быстро и тупиком. Маменька вышла из кабинета, одарила меня коротким кивком, и коридорный ковролин украл звук ее удаляющихся шагов. Она выглядела так, будто еще что-то хотела сказать, но в присутствии ланкмиллерской семейки почему-то сдержалась.

Следом за ней появился Кэри, опираясь на дверной косяк.

– Ну что ты тут? Купилась на красивую сказочку?

Если мучитель думал, что я приду в истовое воодушевление от женщины, бросившей меня в далеком прошлом, а теперь появившейся так внезапно, он ошибался в выводах.

Открывшееся все еще плохо укладывалось у меня в голове, но иллюзий я не питала.

– Я все думала, за что? – Я тихо обняла себя руками. – Почему я? Почему ты так со мной? Чтобы шантажировать ее, да? Решать свои вопросы в большом бизнесе. Что ж, теперь я хотя бы знаю, за что ты ненавидишь меня так сильно. Потому что я напоминаю тебе ее. Каждый раз, когда ты смотришь.

– Ты могла бы не настолько чудовищно драматизировать, а то ваше фамильное сходство начинает пугать. – От него пахло пылью и алкоголем. Совсем не так, как раньше. Слова срывались с его губ со скрежетом, словно где-то внутри их перемалывали старые проржавевшие жернова. – Да, я взял тебя, потому что мне нравится смотреть, как она мечется. Как ее перекрывает от ярости. Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым?

– Ты посмотри, прямолинейный какой, обвинений совсем не боишься и совесть тебя не мучает. Что ж ты молчал все это время? Сказал бы сразу, – горечь выжигала меня по краю, голос дребезжал от бессильного отчаяния и злости. – И что теперь? Будешь торговаться, пока она не предложит сделку повыгоднее? Из всего, что ты делал со мной, это…

– Не нужно пытаться ставить это мне в вину, – на полуслове оборвал мучитель. – Поверь, если бы Амалия добралась до тебя раньше, чем я, ты бы здесь не стояла.