Мертвый узел

Обнаружить себя полулежащей и заодно утопающей в мягком кресле – было не худшим исходом, наверное. Маленькая комната, бежевые, залитые солнцем стены и лоскут небесной синевы из окошка сбоку. Ясность не до конца вернулась моему сознанию, и от этого казалось, что все куда-то клонится. Напротив моего здоровенного кресла стояло еще одно, в котором покоилась Амалия собственной персоной. Марко стоял возле двери, за ее спиной, будто ждал приказаний. Это лишь оправдало мои догадки.

Что ж, хорошее в этой ситуации определенно было: мой похититель – не банда диких контрабандистов, а всего лишь родная мать, которая тоже наводит ужас одним лишь своим присутствием. Минус, правда, тоже существенный: узнает об этом Ланкмиллер, выпишет мне оздоровительных люлей за такие похищения.

Я вздохнула и чуть ли окончательно не утонула в кресле, потягиваясь.

– Проснулась наконец-то, – мягко улыбнулась Амалия, опуская на столик бокал вина. – Как ты? Ничего не болит?

– Вроде бы, – буркнула я, от смущения опуская глаза, но сразу же подняла их, с укором глядя поверх ее плеча, на Марко. – По-нормальному неужели нельзя было? Я здорово испугалась, знаешь ли…

– Если бы я тебе вежливо предложил навестить свою матушку, то получил бы отказ. Я же знаю, как ты боялась своего Ланкмиллера, – он виновато улыбнулся мне, что-то увлеченно рассматривая на паркете.

– Я, в общем-то, и сейчас боюсь, – заерзала в кресле, искоса поглядывая на дверь.

Сколько времени прошло, пока я была здесь?

Мучитель слишком явственно дал понять, что его гнев может обходиться мне дорого. Пока я жила в особняке, все время пихала в себя какие-то таблетки. От них иногда мутило, все время хотелось спать и все тело казалось словно бы деревянным и пустым изнутри, не моим. Это здорово притупляло боль. Сейчас их под рукой не было, и неприятные ощущения расцветали во всей своей полноте. Неприятно было даже просто откинуться на спинку. От одного неосторожного движения перешибало дыхание.

– Не огорчайся, я знаю, как забрать тебя у Ланкмиллера без его согласия, – расслабленно сообщила маменька. – Так что все удачно сложилось. Тебе уже нет необходимости к нему возвращаться.

У нее был певучий спокойный голос, совсем ни тени стали, ничего жуткого, пробирающего до костей. Именно из-за того, что я вслушивалась в интонации, смысл дошел лишь секундой позже.

– Это как? – встрепенулась я, и тут же пришлось стиснуть зубы от неудачного движения. – То есть я могу остаться сейчас?

Амалия утвердительно кивнула, но я все продолжала смотреть на нее, осознавая и укладывая сказанное в голове, не веря своим ушам. Это что, значит, больше не видеть гнусной мучительской рожи, не слышать его приказов. Не уворачиваться от его пощечин и не смотреть на эту тарелку, которую он ставит на пол каждый раз, когда ему хочется поразвлечься.

– Это… здорово, – наконец смущенно выпалила я.

– Марко говорил, ты потеряла память, – Амалия плавным жестом убрала за ухо тяжелую черную прядь. – Много не можешь вспомнить?

– Почти все уже восстановилось сейчас. Помню, как меня продал отец, что жила на улице какое-то время, – воздух вырвался из гортани с хрипом, и я смущенно замолчала, оглядываясь на Марко.

Как много он успел рассказать ей, я ведь все ему выболтала. Почему теперь от этого так неловко?

– Что-то ты сникла, я же не собираюсь давить, все это в прошлом. Если нужна помощь врача, ты только скажи. Не переживай ни о чем, мы всегда готовы тебя поддержать, если понадобится.

Амалия была такой теплой, что к ней хотелось прижаться. Я смущенная и смятенная своими порывами комкала ткань черных коротких брюк на коленках и не решалась взгляда поднять.

– Переживаешь из-за Кэри? – ласково спросила маменька, ошибочно предположив причину моего состояния. – Не стоит, поверь, у нас и правда не было другого способа это уладить. Ланкмиллер – упрямый черт, бизнес всех делает такими. Смотри-ка, даже смерть девчонки его не проняла, эмоциональный инвалид.

– А вы… – я схватилась за голову, качнувшись вперед, и тихо прошептала: – только не говори мне, что ты в этом участвовала, пожалуйста.

– Ну, скажем так, я этому не препятствовала, – в голосе Амалии просквозило неприкрытое удовлетворение исходом, пугающее до смерти.

– Но почему ее? – глухо выдавила я. – Чего ради?

– Тот, кто это сделал, хотел отомстить им обоим за испорченные планы. – Маменька вновь поднесла бокал к губам, откинувшись на спинку. – У меня же не все так гладко с компанией последнее время. Нужно, чтобы Кэри пошел мне на уступки. Я подумала, будет очень кстати немного на него надавить. Не вышло. Ну ничего, мы его еще достанем, верно, Роуз?

– Ты прости, – так тихо, что не удивлюсь, если маменька даже и не услышит, – но я, кажется, не могу здесь больше оставаться.

Что-то было не так. С тем, как она обращалась ко мне, как смотрела и говорила. Вернее, что-то было не так с самого начала, я просто старалась глушить это в себе – это колючее угловатое чувство, чтобы оно изнутри меня не сожрало. Будто Амалия не воспринимала меня всерьез, наблюдала, словно за пойманным птенчиком, играла в свою игру.