Потом Алисия растерянно отступила на пару шагов, повернулась на каблуках. Так ничего и не сказав, исчезла из коридора.
– А меня? – насмешливо напомнил о себе Кэри, когда я уже прошла мимо него на ватных ногах.
– Долгие прощания, – я качнулась с носка на пятку, – ни к чему.
Потом сама же подалась к нему, замерла, испуганная своим порывом, но меня тут же притянули к себе, прижали к груди. И уже там, ко мне, заключенной в тепло, слышащей стук его сердца над правым ухом, окончательно пришло осознание, что это все. Сейчас мы разминемся, два обгоревших уголька, два пустых сосуда, оставившие друг друга в шрамах и синяках. Но пока Кэри затормозил время в своих объятиях, это ощущается удивительно хорошо.
А потом я соскочила с порога на булыжники садовой дорожки, гладкие, мокрые еще после дождя. От входной двери до калитки – ровно двенадцать с половиной шагов, которые я прошла в смятенном молчании, чувствуя, что горло сжимает и дышать становится тяжело.
– Роуз! А выходи за меня! – крикнул в спину мучитель, и слова его тут же подхватил ветер.
– Ланкмиллер, – я аж поперхнулась не в силах сдержать дурацкой улыбки, – да ни за что на свете!
Кажется, он что-то еще говорил мне вслед, долго, пока я совсем не скрылась из виду, но я больше не оборачивалась.
Я уходила, оставляя за спиной Веста, погибшего так трагически и неправильно, два страшных года работы в бордель-кафе, Кэри, все еще стоявшего на крыльце, и все те ужасы, через которые с таким прилежным старанием протащила меня жизнь.
Впереди был чистый лист, и сердце трепетало от этой мысли.
Я ведь теперь могу идти куда захочу?
И я пошла.
19. В безлюдном солнечном терминале
В Анжи стояла нечеловеческая жара. Все, что возможно было делать к полудню – в полумертвом состоянии лежать на кровати, обмахиваясь тем, что попадется под руку.
В комнате, которую я снимала, не работал кондиционер. Воздух стоял плотной горячей стеной, густой недвижимой массой, и тут не помогали настежь распахнутые окна – легких занавесок не касалось даже подобие ветерка. Все замирало в ожидании вечера, времени, когда жара спадет, уступив место долгожданной влажной прохладе, которую хотелось пить большими глотками, замерев посреди тротуара.
С тех пор, как я ушла из дома Ланкмиллеров, прошло уже три недели.
Как бы ни пыталась, так просто отгородиться от пережитого глухой стеной у меня не вышло. Временное удостоверение личности, следы на моей спине, проглядывающие из-под легких летних маек, болезненная молчаливость – все это красноречиво говорило о моем прошлом, и меня здесь даже… жалели.
Миранда, хозяйка комнат, мелкая пронырливая девушка лет двадцати пяти, помогла устроиться на вечерние курсы, а после них показывала ночной город, водила по забегаловкам и уютным кафе на открытом воздухе. В конце каждого посещения мы спорили, кто за кого платит, ей почему-то всегда казалось, что у меня не хватает денег. Конечно, кто бы стал снимать мелкую комнату без кондиционера под самой крышей, не испытывая финансовых трудностей. А спорить с Мирой было тяжко: чем-то она напоминала Зои, наверное, крайней хозяйственностью и своим категорично командным тоном.
Соседи справа, семья с двумя детьми, регулярно по очереди носили мне выпечку и даже пару раз приглашали на чай. Это все возвращало меня к жизни, учило просто говорить по душам, снова радоваться незначительному, дышать. Именно поэтому я терпела полуденную жару, не пытаясь найти временное пристанище покомфортней с обитателями похолоднее. К тому же на следующей неделе меня ждала важная встреча.
Я нашла себе дом.
Бревенчатый старый сруб с двускатный крышей почти целиком был увит плющом. Несмотря на чуть покосившееся крыльцо, он выглядел еще крепким. Едва входишь – и тебя обнимает густой смолистый запах дерева и спокойная тишина. Дом притулился у подножия горного хребта, на самой окраине города. Туда ходили всего два автобуса, один из которых останавливался за пару километров от нужного места, а второй тряс по кочкам так, что вытряхивал по пути всю душу, но все это имело мало значения, потому что в сам дом я безвозвратно влюбилась, едва только ступила на его порог. Вот на следующей неделе-то и была назначена встреча с продавцом для подписания бумаг, оформления и прочей волокиты, возникающей в таких случаях. После этого дом перейдет ко мне. И туда – туда я обязательно установлю кондиционер, если, конечно, доживу в такой жарище.
Вот как раз за мучительным помиранием в сорокаградусной парилке меня и застал телефонный звонок. Я даже не сразу поняла, что это – мелодия была незнакомая, а когда осознала и нащупала наконец сотовый на дне сумки, тут же уронила его под кровать от новой неожиданности и там пришлось шариться в пыли еще около минуты.
– Я уж думал, ты не возьмешь трубку, – устало выдохнул Кэри на том конце.
– Взяла вот, – ответила, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее и ровнее. Не так, будто я только что лихорадочно под кроватью ползала. Не так, будто совсем не ждала этого звонка. – Ты что-то хотел?