Мерзкая семерка

Мейвен опустилась на колени, не обращая внимания на облепившую ноги грязь, и отбросила закоченелые мертвые руки, открыв лицо инквизитора, называвшего себя сиром Орвином. Его искореженное забрало заливала кровь. Из дыхательных отверстий с хрипом вырывался воздух. Его душа горела скрытой силой, и он исцелялся.

Оглядевшись по сторонам, Мейвен через отверстие в забрале воткнула обсидиановый нож прямо в глаз сира Орвина. Клинок жарко горел в руке, погружаясь в череп и пожирая душу. Слишком жарко. Мейвен стиснула зубы, ладонь и пальцы покраснели и пошли волдырями, но она не выпустила нож, пока он не выпил все до капли.

Она откатилась в сторону и села в грязи, глядя на свою почерневшую и покрытую волдырями кожу. Нож пульсировал в руке, почти живой и жаждущий применения – или это всего лишь эхо ее собственных желаний? Оружие уже было могущественным, но все же тело посвященного рыцаря вместе с душой покинуло что-то еще, и оно избежало поглощения. Это была сила его Богини? Расспросы Тиарнаха дали ей несколько интересных намеков, однако природа богов и их могущества пока оставались за пределами ее понимания. Одна душа поглощена, осталась вторая…

Лоран Дарин жаждал смерти, но Богиня не отпускала его. Он лежал лицом в грязи, а тела его друзей и слуг, тех, кого он должен был защищать, давили на изломанное тело, как мстительный сапог старшего брата. Каждый булькающий вдох был мучителен, но неумолимая воля Богини толкала его вперед, сжигая всякую надежду на безболезненное забытье.

«Сражайся! Сражайся!»

Все его люди мертвы. Все мертвы из-за нее и ее гребаного принца Сокола.

«Сражайся!»

Какой теперь смысл?

Из своей тюрьмы из тел Дарин услышал звук приближающихся шагов.

– Приветики, – сказал женский голос. – Кто это у нас тут?

Руки, ноги, камни и разбитые щиты соскользнули с головы Дарина, и он приподнял голову, чтобы сделать благословенный вдох без крови и желчи мертвых людей. На него, с интересом наклонив голову, сверху вниз смотрела бледная женщина с темными волосами и в сером одеянии. На покрытом шрамами лице злобно извивалась черная татуировка. Колдунья, сражавшаяся с ним на стене. Она рассеянно постукивала ножом из черного камня по ладони, поджав губы.

– Убей меня, – прохрипел он, закрывая глаза.

– С чего бы? – сказала она, садясь на перевернутый щит рядом с ним. На фоне всей этой бойни ее лицо казалось невыразительным и нечеловеческим. – У меня сегодня и так весьма продуктивный день.

«Убей ее! Убей ее!» – настаивала Богиня.

– Отвяжись, сука! – рявкнул он голосу в своей голове.

Мгновение потрясенного молчания позволило ему впервые с момента встречи с принцем Соколом стать самим собой.

– Чего еще ты хочешь? – прохрипел он. – Ты уже сделала худшее, на что способна.

– Даже не начинала, – возразила женщина. – Я чувствую в тебе Богиню, но ты не кажешься таким фанатичным, как посвященные рыцари. Однако солдат вел именно ты. Почему?

Он рассмеялся, хрипло и истерично.

– Да пошли они. Да пошла их Богиня. Да пошел их принц Со… – У него перехватило горло.

«УБЕЙ ЕЕ!»

Он зарычал и попытался подняться, чтобы разорвать ее голыми руками. Окоченелые руки трупов схватили его и толкнули обратно. Глаза защипало, рот наполнился грязью.

– Я некромантка, – сказала женщина. – На поле битвы у тебя не получится даже дотронуться до меня. Скажи мне, кто ты и что знаешь о своей Богине?

Дарин плюнул в нее, попытался подняться и снова упал. Богиня требовала ее смерти, но искалеченному телу задача была не под силу. Разочарование Богини отзывалось острейшей болью.

Женщина вздохнула, посмотрела на нож и засунула его за пояс. Затем подняла сломанный меч и осмотрела зазубренное острие.

– Полагаю, это сойдет.

Она присела и прижала клинок к шее Дарина.

Дарин почувствовал легкий порез, и на ее сапоги хлынула кровь. Она перерезала артерию, и через несколько мгновений он умрет. Облегчение превзошло угасающую ярость Богини. Все его люди были мертвы, и Дарин был рад последовать за ними.

Он чувствовал, как вместе с жизнью его покидает Богиня…

Когда он очнулся, сердце больше не билось в груди.

– Привет, любовь моя. – На губах некромантки играла холодная улыбка. – Теперь никакая надоедливая Богиня нам не помешает.

Лачуга была разрушена в ярости, каждый стул и полка разбиты, а крепкий деревянный стол разломан на части. Вся постройка сильно покосилась из-за сломанных опорных балок и дыры от кулака в стене. Грудь Амогг вздымалась, когда она переводила дыхание, глядя на тела своих старых друзей.

Вундак исчезла, отправившись готовить тело Рагаша к почетному пиру. И только с рассветом их тела нашли.

Кожа Амогг горела красным, кулаки тряслись. Тело Рагаша осталось неподготовленным, портилось и покрывалось мухами. Вундак лежала ничком на столе, под ее раненой ногой собралась лужица засохшей крови. Пока Амогг сражалась и убивала, Вундак бесславно умерла в одиночестве.