Мерзость

Когда мы пришли на место нашего пятого лагеря – немцы зачем-то сожгли оставшуюся палатку Уимпера, – Пасанг посадил меня на камень рядом с пепелищем и привязал мою страховочную веревку к камню, словно я был ребенком или тибетским пони, который может убежать. Сам он отправился на поиски кислородных аппаратов и запаса продуктов, которые мы спрятали среди камней к востоку от лагеря, ближе к Северной гряде. Если только Зигль и его друзья не нашли и не присвоили их.

Пока я сидел там, время от времени снимая кислородную маску в отчаянных и бесплодных попытках втянуть в себя больше воздуха и кислорода из разреженной атмосферы, по снежному склону спустился Жан-Клод и сел на камень рядом со мной.

– Я так рад тебя видеть, – прохрипел я.

– И я рад тебя видеть, Джейк. – Он улыбнулся мне, наклонился вперед и опустил подбородок на рукавицы, обхватившие лопатку ледоруба. У него не было ни кислородного аппарата, ни маски. Я подумал, что они, наверное, слетели, пока он падал на ледник.

– Погоди, – сказал я, пытаясь мыслить ясно. Я знал, что здесь что-то нелогично, но не мог сказать, что именно. – Откуда у тебя ледоруб? – наконец спросил я. – Я видел его привязанным к рюкзаку Реджи, когда они с Диконом пошли к вершине.

Жан-Клод показал мне светлую деревянную рукоятку ледоруба. На ней были три зарубки на расстоянии примерно трети от головки.

– Я взял ледоруб Сэнди Ирвина оттуда, где ты оставил его на камне, – ответил Же-Ка. – Сэнди сказал, что не возражает.

Я кивнул. Это все объясняло.

Наконец я набрался смелости и спросил:

– Каково это, быть мертвым, друг мой?

Же-Ка характерным галльским жестом, к которому я привык, пожал плечами и снова улыбнулся.

– Être mort, c’est un peu comme être vivant, mais pas si lourd [62], – тихо ответил он.

– Я не понял. Можешь перевести, Же-Ка?

– Конечно, – сказал Жан-Клод. Вонзив клюв ледоруба глубоко в снег, чтобы на него можно было опереться, он повернулся ко мне. – Это значит…

– Джейк! – Голос Пасанга доносился из-за снежной пелены.

– Я здесь! – прохрипел я, стараясь не закричать от боли в горле. – Я здесь с Жан-Клодом.

Же-Ка достал часы из кармана пуховика Финча.

– Мне нужно идти вперед и разметить маршрут для вас с Пасангом. Поговорим позже, мой дорогой друг.

– Ладно, – согласился я.

Из снежного вихря вынырнул Пасанг с двумя полными кислородными баллонами и еще одной брезентовой сумкой с едой и другими необходимыми вещами.

– Я вас плохо слышал, мистер Перри. Что вы только что крикнули?

Я улыбнулся и покачал головой. Боль в горле была слишком сильной, и испытывать ее еще раз совсем не хотелось. Пасанг вставил запасной баллон в раму у меня за спиной, снова установил регулятор расхода на максимум, убедился, что воздух идет по трубкам, и помог мне прикрепить ремешок кислородной маски к кожаному мотоциклетному шлему.

– Становится холоднее, – сказал он. – Мы должны идти, пока не доберемся до четвертого лагеря на Северном седле. Вы не возражаете, если мы пойдем в связке… короткой… пятнадцать футов? Мне нужно вас видеть – или слышать, если понадобится помощь – даже при такой метели.

– Конечно, – сказал я, не снимая маски с трубками и клапанами. Пасанг почти наверняка не мог ничего понять. Он привязал короткую веревку, и я встал, покачнулся, потом с помощью шерпы восстановил равновесие и двинулся в сторону крутой Северной стены, а не Северного гребня. Пасанг остановил меня, похлопав по плечу.

– Наверное, мне лучше идти впереди, мистер Перри.

Я пожал плечами, пытаясь в точности повторить типично французский жест Же-Ка, – но, конечно, не смог. Поэтому просто стоял, притопывая замерзшими ногами, и ждал, пока Пасанг передаст мне веревку, а потом пошел за ним, стараясь не отставать.

Глава 25

Северный гребень состоял из наклонных плит, по большей части покрытых снегом. Я почти забыл об этом. Если Реджи и Дикон прошли траверсом к Южной вершине и ниже – спустились по веревке с большой скалы, которую я называл «ступенью К. Т. Овингса» (и улыбался почти тридцать лет спустя, когда ее переименовали в «ступень Хиллари»), – то теперь они идут по гораздо более удобным, задранным вверх, плитам Юго-Западного гребня Эвереста, спускаясь по этой каменной лестнице к Южному седлу и Западному гребню под ним.

Но возможно ли это? Им нужно было пройти траверсом по заснеженному, острому, как лезвие ножа, гребню между вершинами – его мы видели с нескольких точек при подходе к горе и восхождении. Можно ли по нему спуститься, или это смертельная ловушка, которой стал карниз на Северо-Восточном гребне для Бромли, Курта Майера и Жан-Клода? Нет, только не для Жан-Клода, подумал я. Он знал о ненадежном карнизе и специально толкнул туда Зигля, понимая, что снег не выдержит веса двух человек, даже если один из них маленький и легкий француз.