НА НАБЕРЕЖНОЙ ПРИШЛОСЬ присесть на тумбу. Одышка замучила. Сена шлепала свою грязную желтую пену о серый камень, как прачка простыню. Свидание с ее величеством прошло хуже некуда. Выследила его эта прохиндейка Турдонне. Воспользовалась тем, что растерянная узница полностью доверилась ей, и враждебно настроила королеву к ее единственным спасителям. И стражу подкупила. Мишонис теперь ненадежен, а вдобавок и один из жандармов, Дюфресне, начеку. Увы, провалился тщательно подготовленный побег. Какая жалость! Столько денег выброшено на ветер, понапрасну он в этот Консьержери по жаре тащился, зря датских дипломатов уломал, зря покидал дорогое Рогачёво, зря матушку-императрицу обнадежил, старый дурак! Выходит, собой и Сашкой только ради того рискнул, чтобы процитировать королеве ее собственные старые письма!
Ну что ж, он свое дело сделал, поручение государыни добросовестно попытался выполнить, на все теперь воля Господня. На все, да не на все. Сашка-то, болван доверчивый, вконец молодой соседкой охмурен. Погубят его мерзавки. А вот этого Василий Евсеевич не допустит. Одно дело – французская королева, и совсем, совсем другое – родная кровь, единственный племянник.
IX
ВРЕМЯ, ПРОВЕДЕННОЕ В Париже, Александр твердо намеревался посвятить наблюдению за необыкновенными историческими событиями, а по возможности и участию в них. События вершились в Национальном дворце, во Дворце правосудия, в ратуше, на площади Революции, но, вместо того чтобы созерцать в храмах новой власти восходящую зарю человечества, Александр каждое утро слонялся по комнатам, прислушиваясь к шагам Габриэль над головой, до тех пор пока не хлопала дверь на верхней площадке и не сыпалась дробь ее сабо по ступенькам. Девушка мелькала в воротах, и только томящий запах вереска повисал на лестнице. Александр напоминал себе о мадам де Жовиньи, о доносе на булочника и клялся выяснить всю подноготную.
Василий Евсеевич маету племянника замечал и не одобрял. С некоторых пор он преисполнился к соседкам неприязни.
Сегодня не выдержал, высунулся из-за газеты:
– От этих дам подальше держись. Это из-за них твой дядюшка перед всем миром и государыней нашей опозорился.
– О чем это вы, Василь Евсеич?
– О том о самом. Если бы эта жеманная кривляка Турдонне не вмешалась, королева Франции уже в Санкт-Петербург в удобном возке катила бы. А я бы на камзоле место для ордена готовил.
– Так вот зачем вы сюда прибыли!
– Затем, чтобы с порученным мне простым делом не справиться и матушку нашу всесветлейшую и всемилостивейшую расстроить. Старый дурак. Вот зачем.
– А каким образом мадам Турдонне вам помешала?
– Каким! Уж не знаю, откуда ей все стало известно, но выследила меня, зараза. В первый же раз, как я посетил королеву, тотчас появилась в Консьержери, не позволила мне с ее величеством даже словом обменяться. Мало того, в глаза обвинила меня, что я изменщик и предатель, полностью застращала бедняжку и сумела-таки убедить ее мне не доверять. Уж не знаю, чего она ей наплела, но в следующий мой визит королева даже слушать меня отказалась, сразу громко позвала тюремщиков. Не иначе как Турдонне наврала ей с три короба.
– Жалко, что вы сразу про королеву не рассказали. Мадам Турдонне еще в августе, в самом начале нашего знакомства, бросила мне странную фразу: «Все ваши планы насчет королевы известны». Я тогда решил, что она что-то путает, а потом забыл.
Василий Евсеевич взволновался:
– Кому наши планы известны? Каким образом? Донесут ведь.
– Василь Евсеич, не донесут. Они сами нас боятся, знают, что я видел мадемуазель Бланшар с убийцей Марата. Это никаким доносом о сомнительном визитере у королевы не замажешь. Я постараюсь выяснить о них побольше.
Дядюшка брезгливо вытер испачканные типографской краской пальцы о платок.
– И так видно, что за птицы. Не все, Саня, могут принять повороты фортуны с достоинством. Даже некоторые дворяне на все готовы, лишь бы выжить. Если Турдонне арестуют, она меня покрывать не станет. Хорошо бы от них избавиться, да как?
– Это вы о чем, дядя?
– О том, что упречь их надобно. С доносчицами только двумя средствами можно бороться: или самим на них донести, или собственной рукой суд вершить.
– Я вам что, Шарлотта Корде? – разозлился Александр.
Помешивая чай, дядя с философской покорностью логике заметил:
– Вот-вот. Отсутствие правосудия не только невинных губит, оно и виновных мешает наказывать.
– Будь она мужчиной, я бы ее на дуэль вызвал, – встряхнул головой Александр. – А так мы бессильны. Доносить я ни на кого не стану, и убить женщину у порядочного человека рука не подымется.
– Конечно, Саня, конечно, я понимаю, – слабым и дрожащим голосом произнес дядюшка, чашка жалобно звякнула о блюдце. – Ты обо мне вообще не переживай. Я только об одном попрошу тебя: когда меня арестуют, ты не мешкай, тут же беги отсюда подальше.
– Пока я здесь, живыми нас не возьмут.
Александр пошел перезаряжать пистолеты. Судьба дяди уже встревожила не на шутку, но как спасти его, не погубив при этом понапрасну странных соседок и не порушив собственной чести, он придумать не мог.
X