Мешок с шариками

В книгах, которые я читал с тех пор, авторы часто пишут, что толпа «кишмя кишела». На перроне Р. никто не кишел. Там просто не нашлось бы для этого места. Напряжённые люди стояли плотно, занимая весь перрон до самых краёв. Откуда они все взялись?

Видимо, собрались со всех окрестных уголков, а может, и откуда подальше. Они тоже наверняка где-то прятались, а теперь возвращались в столицу с тюками, деревянными ящиками, мешками муки, корзинками с мясом, связанными за лапки курами – в Париже, должно быть, было совершенно нечего есть.

Это был тот же исход, но в обратном направлении.

– Нам никогда не сесть на поезд.

Оборачиваюсь – это сказала дама сзади, подбородок у неё дрожит, на отвислых щеках растут два длинных волоска, они тоже немного подрагивают. Она тяжело дышит, у неё под мышкой сумка и огромный чемодан, обвязанный бечёвкой, который разлазится, как печёное яблоко, – как она только собирается довезти его в целости?

– Проклятье, дайте же пройти!

Поднявшись на цыпочки, умудряюсь разглядеть начальника станции, который карабкается на громоздящиеся друг на друга тюки, словно альпинист.

В толпе то и дело перебранки; люди, стоящие на краю перрона, выгибают поясницы, чтобы не свалиться на пути.

Вокруг говорят, что поезд задерживается уже на целый час, а можно ждать и дольше – многие линии ещё не отремонтированы.

Главное – подойти первым, ещё у меня есть то преимущество, что я меньше, чем все эти люди.

– Ага, разбежался!!!

Наступаю на чью-то ногу, её хозяин преграждает мне путь своей сумкой и раскрывает рот, похожий на туннель, но я оказываюсь быстрее.

– Простите, у меня там младший брат, его сейчас задавят.

Ругаясь себе под нос, тип умудряется совершить невозможное – сдвинуться на пять сантиметров, и этого мне достаточно, чтобы продвинуться на двадцать. Передо мной встаёт стена из двух сложенных друг на друга дорожных сундуков.

Забрасываю свою сумку наверх и карабкаюсь по этой преграде, как скалолаз. Я на вершине, выше всех голов, и выгляжу так, будто хочу произнести речь.

– А ну-ка слезай оттуда, сопляк!

– У меня там младший брат… – Говорю я милым детским голоском. Это позволяет мне благополучно приземлиться с другой стороны. Ландшафт изменился, надо приспосабливаться. Проползаю между двумя парами ягодиц – те, что справа, кажется, ничуть не пострадали от продовольственных ограничений. Наклоняюсь влево. О чудо: просвет между чьими-то ногами, проскальзываю в него, ползу боком, и кто же оказывается в первом ряду? Жо Жоффо.

Нечего и думать о том, чтобы ждать сидя: я либо не смогу встать, либо умру от удушья. Со страхом предвижу, что начнётся, когда подадут поезд. Рядом со мной ждёт женщина. Точнее было бы сказать «передо мной». Высокие деревянные каблуки, большая сумка, начёс на голове – она навела красоту. Мне слышно, как женщина тихонько стонет. Она пытается улыбнуться мне.

– Надеюсь, это ненадолго.

Мы простояли там два с половиной часа.

Ужасней всего страдают колени. Они словно прижаты спереди и сзади двумя дощечками – поначалу давление небольшое, но постепенно становится невыносимым. Вот почему нам приходится стоять на одной ноге, подняв другую в воздух; но ногу, стоящую на земле, в течение десяти секунд сводит судорога, поэтому приходится менять их, и это выглядит как медленный, примитивный танец навьюченных медведей, переваливающихся с лапы на лапу…

– Идёт.

Шёпот бежит по толпе и словно поднимает волну – я вижу ладони, хватающиеся за ручки чемоданов, пальцы, впивающиеся в лямки рюкзаков. Люди подбирают свой многочисленный багаж и крепко прижимают его к себе.

Я наклоняюсь, совсем чуть-чуть, так, чтобы не свалиться на рельсы.

Да, вон локомотив, он еле движется, не выпуская ни малейшего дымка в утреннее небо, – я даже не заметил, какое сегодня приятное утро.

Откидываюсь назад, с трудом натягиваю лямку сумки и жду, подобравшись, с ноющими мышцами – если ты хочешь снова увидеть Париж, малыш Жо, действовать придётся быстро.

Вот и поезд.

Переполнен.

Людей столько, что они, кажется, вот-вот начнут выпадать из дверей. Сейчас будет что-то ужасное. Я чувствую, как сзади на меня начинают наседать. Несмотря на моё сопротивление, меня незаметно выносит вперёд, я уже почти касаюсь животом медленно проплывающих подножек вагонов.

– Да не напирайте вы так!..

Слышны крики, должно быть, несколько тюков свалились под колеса, но я не смотрю туда – если отвлекусь хоть на секунду, меня оттеснят назад.

Тормоза визжат так, что, кажется, трескаются рельсы, и поезд останавливается.

Двери открываются автоматически, и меня словно всасывает туда насосом: передо мной стоят два типа, бросаюсь пулей и обхожу одного из них, ещё рывок – и мне удаётся поставить носок своего ботинка на первую ступеньку. Стисни зубы, Жожо! В исступлении наваливаюсь всем телом, а сзади люди наваливаются на меня, едва не расплющивая мне лопатки.