Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Лайшунь, не смея поднять глаз, с позором ретировался за ворота. Старик, не успев выплеснуть возмущение, пошёл в дом, но обмяк и сел на пороге, его пробил холодный пот, на губах выступила пена.

Чтобы соседи не проведали о случившемся, Хэй побыстрее закрыла ворота, отвела старика на кан, пооправдывалась перед ним, а затем ушла в свою комнату. Её возмутило, что горбун лезет не в своё дело и суетится на ровном месте. Упрёки старика, наоборот, заставили её по-другому посмотреть на Лайшуня… Женщины потому являются женщинами, что, в отличие от мужчин, их сердце таит море сочувствия. Женщине достаточно одного прикосновения и нескольких слов — и её сердце покорено. Если же мужчина упорно гнёт первобытную линию завоевателя, то женские чувства тают, как снег. Но у сметливых мужиков припасён ещё один приём — прикинуться обиженным, от чего море женской жалости становится бездонным и безбрежным. Этим путём пошёл и Лайшунь.

Когда на следующий день Хэй сама пришла в школу после уроков, чтобы успокоить его, лицо Лайшуня было исполнено грусти. Пришлось Хэй задержаться у него подольше и застирать замоченную в тазике одежду.

В этот вечер луна лила кристальный свет, пели сверчки, была чудесная погода — в общем, прекрасный момент для излияния чувств. Лайшунь, увидев, с какой заботой Хэй отнеслась к нему, воспрянул духом и наговорил много двусмысленностей. Глядя на то, как развеваются волосы Хэй, стиравшей одежду, Лайшунь не совладал с собой и его изголодавшиеся руки сомкнулись на её талии. Хэй забилась в панике, но бесполезно. Сначала она ещё кричала: «Лайшунь! Лайшунь! Ты с ума сошёл?!» — но затем замолчала и в полузабытьи повалилась на кровать. Жалость — это сильная сторона женщин и одновременно причина их слабости. Сегодня вечером это познала и Хэй.

Когда женщина очнулась, то огонёк в лампе был не больше фасолины, он замирал, но никак не гас, язычок пламени слегка синел и напоминал дымку, дрожал и не успокаивался. Хэй вспомнила, что этот сильный мужчина не был с ней груб, как Муду, а терпеливо ласкал её. Она поняла, что он имеет большой опыт в отношениях с женщинами… Но затем она ощутила пустоту в душе, повернулась, встала и, не взглянув на Лайшуня, пошла домой.

Лайшунь не понял её настроения, не нашёл подходящих слов и молча смотрел, как она уходит. Вдруг она услышала, что в школе на полную катушку включили радиоприёмник.

V

Наступил четвёртый месяц, и приехал Муду. Муж Хэй и раньше был тёмен лицом, теперь же уголь забился в его крупные поры и не вымывался, сделав его похожим на негра. Куртка из овчины истёрлась в лохмотья, но в её матерчатом накрепко зашитом внутреннем кармане лежали две тысячи сто двадцать юаней. Возвращаясь издалека, он ехал на поезде, ловил машины, ночевал в гостиницах и три дня и четыре ночи не раздевался. Когда дома купюры вытащили, то, пропитанные потом, они размякли и жутко воняли. Односельчане считали Муду героем — за несколько месяцев он заработал такую кучу денег! Муду не скупился на рассказы о Тунгуане, как будто вернулся из-за границы.

Деньги привели к моральному падению сына счетовода, но они же доставили Муду невероятную радость.

И лишь ночью он рассказал правду о темноте и ужасах подземного мира. О том, как, взяв с собой тридцать лепёшек, он грыз их в шахте, словно дикий зверь. Когда же он поднимался наверх, то у выхода из шахты толпились родственники горняков и всматривались, когда же появится их человек, а его никто не ждал. Ослеплённый солнцем, он делал несколько шагов, садился на корточки и долго привыкал к свету. Муду рассказал, что научился угождать духам, купил амулет из персикового дерева. Однажды при обвале у него на глазах камнем задавило шахтёра из его звена, из головы товарища фонтаном брызнула кровь. У Хэй волосы дыбом встали от ужаса, она закрыла мужу рот, стиснула его в объятиях и своим мокрым от слёз лицом увлажнила пропахшую потом грудь мужа, его руки и лицо. Историю с Лайшунем она, разумеется, рассказывать не собиралась.

На поселковом рынке Муду встретил счетовода, и тот поинтересовался:

— Муду, ты разбогател?

— Если сравнивать с вами, то моё богатство — что мизинец против туловища!

Счетовод расхохотался и добавил:

— Я тогда тебя не взял на работу и не дал кредит как раз для того, чтобы подтолкнуть тебя взяться за дело, а ты и впрямь обогатился! Как ты распорядишься двумя тысячами? Может, положишь в кредитный кооператив, чтобы получить с процентами, когда родятся дети или внуки?

Муду рассказал об этом жене, та настаивала, что эти деньги не нужно оформлять во вклад, но тем более нельзя тратить абы как. Надо открыть дело. В итоге остановились на ресторане, ведь Муду, кроме грубой физической работы, ни на что не годился. В посёлке в самом начале Восточной улицы сдавалось небольшое помещение за сорок юаней в месяц, это их устраивало.