Свадьба завершилась. Солнце село. Саньминь под руку с молодой женой Мао Сяоша пошли в комнату изящной походкой, словно во сне. Они толкнули дверь, на которой был прибит номер, написанный на бывшей спинке стула, прошли дворик с каном, переступили через высокий порог, служивший также и дамбой, проскользнули сквозь кухонные запахи еды и сажи, перелезли через изголовье кровати старшего брата и его жены, обошли перегородку между кроватями, похожую на фанерную перекладину в туалете, и тут… глаза их засияли, и невольно они оба издали долгий-предолгий вздох. Они наконец увидели свою двуспальную кровать. Она скакала и в мыслях жениха, и перед его глазами. А сейчас… она была неподвижна.
С южной стороны перегородки Чжан Даминь лежал на спине неподвижнее кровати. Одной рукой он обнимал Ли Юньфан за шею, а другой трогал её живот. Живот был полный и становился всё полнее с каждой минутой, ведь их ребёнку было уже почти четыре месяца. С северной стороны перегородки уже нацеловались и наобнимались. Поначалу было очень тихо. Луна потихоньку поднялась, но постойте! Эта поэтичная чернота была внезапно нарушена.
А!
И потом началось…
Чжан Даминь застонал в душе. Он опять почувствовал, что его жизнь, его счастливая жизнь вот-вот будет разрушена странными звуками, непрерывно издаваемыми его невесткой. Он вспомнил жалобы Уминя. Душно? Не продохнуть? Он почувствовал, что и сам задыхается.
А!
О боже! Опять, мать её, начала!
Чжан Даминь пригласил Саньминя в маленький ресторанчик. Он заказал жареные почки, варёные желудки, огурцы, варёный арахис и двести граммов водки. У него немного болело сердце, так как он зарабатывал немного, поэтому очень любил деньги, и ему было особенно тяжело тратить эти деньги. Он никогда никого не приглашал поесть в ресторане, даже самого себя. Только когда его кто-то звал, он только тогда шёл. Есть еду, оплаченную другими, ему было не тяжело, и душа не болела, и аппетит было особенно хорошим в такие моменты. А сейчас у него совсем не было аппетита. Глядя на то, как Саньминь тщательно и со вкусом пережёвывает пищу, острое чувство жалости к себе охватило его. Изначально он планировал пригласить Саньминя в ресторан, когда у того закончится медовый месяц, однако ситуация всё ухудшалась, поэтому пришлось потратиться раньше.
— Саньминь, как твои ощущения после свадьбы?
— Нормально. Брат, чем это так воняет?
— Почки плохо промыты…
— У меня ощущение, что всё нормально, вот только чувствую себя уставшим.
— Да, уставшим… Жизнь ещё долгая, будет медленно тянуться…
Саньминь покраснел и довольно рассмеялся.
— Я сердцем устал. Брат, чем это пахнет?
— Желудки именно так и пахнут.
— Брат, правда, у меня душа устала.
— Другие места не устали?
— Нет.
— У тебя не душа устала. Саньминь, я тебя понимаю. У тебя с детства выражение лица было не как у других. Я всегда за тобой наблюдал вплоть до настоящего момента. Тебе меня не провести. Когда у тебя душа устаёт, лицо твоё становится зелёным. А если от работы устаёшь, то белым. Если лицо чернеет, то это означает, что ты переел, объелся. И ты думаешь, что можешь что-то скрыть от меня? Давай, пописай и посмотри на себя в лужу, увидишь, какого цвета твоё лицо!
— Какого?
Такого же, как и твоя кровать, кофейного! Для кровати это нормальный цвет, а вот почему человек, не загоревший и не обжёгшийся, одного цвета с кофе? Посмотри на свои веки. Они похожи на кофе, покрытый синей ворсистой плесенью. Саньминь, давай я тебе ещё закажу жареные почки. Вонючие или нет, ты всё равно должен поесть, это полезно для твоих почек. Мне кажется, душа у тебя не устала, а устала печень. Девушка, принесите ещё порцию жареных почек, только сделайте их понежнее, а лучше всего полусырыми. И побыстрее! Саньминь, послушай, я человек бывалый, ты должен слушать, что я говорю. Человек не должен ради удовольствий забывать даже о своих почках! Если не заботиться о почках, то потом сильно пожалеешь. Ешь! Ешь побольше!
Саньминь по-прежнему ел и улыбался, но уже не осмеливался быть таким довольным.
Чжан Даминь пригубил рюмку водки. Горько, но не так горько, как у него на душе. Как же ему выразить накопившееся неудовлетворение? Он ничего не мог придумать. Он старший сын, о младшем брате заботиться должен, но вот может ли он заботиться о его жене? А о… голосовых связках его жены? Кажется, нет. Однако может ли он не заботиться об этом? Считать ли эту заботу вмешательством в личную жизнь? Но если не вмешиваться, то сможет ли он сам жить?
Чжан Даминь подержал водку во рту, на вкус она была как моча. Саньминь ел с удовольствием, лицо его так и сияло. Он не задумывался о душевном состоянии того, кто его пригласил.
— Брат, закажи мне ещё почек.
— Моих денег… Да ладно! Ещё так ещё!
— Мне поначалу они казались такими вонючими, но вот ем, ем, и уже так не кажется.
— Это и называется: находясь в центре неприятных запахов, их уже и не замечаешь…
— Брат, что ты имеешь в виду?
— Саньминь, ты когда-нибудь видел, как петух топчет курицу?
— Слышал, но не видел.
— Петух забирается на спину курицы, курица верещит, как будто её собираются зарезать, забавно.