Читаем Месяц в Дахау полностью

фантастическая роскошь мраморные стены гигантская ванна посадили связанного ушли музыка музыка наверху от потолка Вагнер Лоэнгрин свет голубой большой позолоченный кран и вязкая толстая с мою ногу струя коричневатая слизь с червями запах чудовищный потекло потекло тихо и Вагнер и я прикован к днищу и потекло потекло Господи и медленно медленно наполнялась теплая жижа с вялыми червями по живот по грудь по горло вытянул шею подбородок до рта дрожь боюсь шевелиться дверь открылась длинный голубой коридор ты в самом конце в белом Вагнер Вагнер и Гретхен поет Лоэнгрина а Маргарита Эльзу дуэт все кончилось тишина и только тихий шорох червей вошел Курт с половником Георг с тарелкой ешь суп из лучших частей тела твоей юной соотечественницы трясусь ешь или червями накормим открываю рот глотаю молюсь половник половник раз два три Святый Боже Святый Крепкий Святый Бессмертный восемнадцать половников плачу они смеются боюсь блевать захлебнусь червями смеялись курили потом Курт дурак это телячий бульон мы пошутили ушли плакал но успокоился снова Вагнер Гибель богов и ты вошла в белом прелестном платье и грустно смотрела Маргарита и рассеянно Гретхен и сказали обе они пошутили эти мужланы суп из Лены Сергеевой.

КАМЕРА 9:

живот раздуло кишечник болит я связан спеленат рубашкой солома мало света с утра вынули из ванны обмыли перенесли насильственное кормление гороховой кашей с кнедлями просил больно день лежал пробка забита намертво она водит экскурсии местное население указка русский писатель с пробкой в жопе дети и старики не верили показывают пробку прошу плачу разорвет перистальт Гретхен русская интеллигенция терпелива Маргарита смотрит с грустной улыбкой в три опять кормежка кричал бился секли по ногам били сапогами кормили овощным рагу на Леночкином жиру вливали темное пиво потом нет десерт земляника со сливками мороженое с фруктами толкали мычал и Господи Господи пихают яблочный пирог льют кофе мокко мокко золотой электрическою мельницей смолот бедный наш народ Господи страдания Господи столько страданий мама рвется я разрываюсь показ экскурсии ночью вечером ужин Леночкина печень в сметане нет картофель нет напихано протолкнуто мама пиво пиво пиво кровь и пиво ананас нет и я боюсь помилуй нас Боже по велицей разрыв играй же на разрыв желудка с немецкой головой пробкой в жопе Господи ночью допрос подпиши дадим просраться не подпишешь не просрешься и я мама я Господи подписал.

КАМЕРА 10:

ночью беспамятство очнулся на площади толпа местного населения женский батальон ее помост стул с дырой в сиденье микрофоны под дырой мама твое фото в гробу мамочка прости и говорят русское мама русский писатель мама и указом группенфюрера ее там мама разрешено просраться потянули за веревку и Господи это пробка она там и мама я я прости про мама я это громко громомамо мамочка я вытянули мама я мама на тебягробо на родное мамоч я громко и хохота а я мама простимамо я невино на всю Германа я громко на мать мертвое прости я потом подписал в камере что я агент ЦРУ я мама подписал что ты зарезала папу.

КАМЕРА 11:

уютное скромное помещение тишина стол кровать книжная полка огромный портрет Лены Сергеевой на стене читаю вешние воды Тургенева успокаивает в те времена еще умели искренно любить были живы идеалы была сильна вера любовь к родине к родителям все то что циничный двадцатый век залил кровью и втоптал в грязь на обед Леночкино филе с грибами божоле ореховое мороженое ликер от грибов я отказался после Чернобыля рискованно потом работа набиваю подушечки для инвалидов женскими волосами блондинок значительно меньше думал о Маргарите насколько она мягче женственней Гретхен в шесть порка в восемь мастурбация перед третьей ротой женского батальона.

КАМЕРА 12:

все подпишу не надо все подпишу не надо туда простите подпишу подпишу не надо я не буду подпишу не только там не надо подпишу все подпишу все подпишу я все подпишу не надо я все подпишу не надо все подпишу не надо я подпишу хорошие не надо я подпишу хорошие не надо я подпишу еще не надо глубже не надо я подпишу глубже не надо я подпишу глубже не надо я подпишу глубже не надо глубже.

КАМЕРА 13:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее