Месма

Тимка несмело поднял голову: голос принадлежал женщине, расположившейся за этим же столом, только с другого краю. Она была одета в потертый полушубок с отложным овчинным воротником, а голову ее покрывал черный платок, окутывающий горло и заправленный на груди под воротник. Женщина была молода — не более тридцати трех-тридцати пяти лет. Ее бледное, чуть удлиненное лицо показалось Тимке невероятно правильным и красивым, как у доброй волшебницы из детской сказки.

— А вы, барышня, не лезьте, куда не просят! — агрессивно отозвался мужик. — Я-то здесь не так просто торчу: у меня самого детки голодные, а их четверо, и всех надо кормить, и хлебушек этот я сэкономил и сюда принес, потому как деньги нужны! Понимаете, барышня: деньги! Мед так вообще с довоенных еще запасов, а сметанка из деревни, видать, последняя! Коровенка-то совсем отощала, того и гляди падет, на мясо пустить придется… Так что нечем мне сирых да убогих кормить, поняла? Этот беспризорник сопрет у меня чего-нибудь, и с чем я к семье-то приду?

— Так ведь не крадет он у вас ничего, просто попросить хотел — не видите разве? — возразила женщина. — А вы его сразу ругать, да оскорблять, гнать да обзываться… Неужто креста на вас нет?

— Вон они, кресты-то! — мужик поднял палец, указывая на церковные купола. — Проку с них — ноль… На стол кресты эти не положишь, суп из них не сваришь. Разве что на шею повесить, да в омут! Для того только и годны нынче кресты ваши…

— Мерзость какую-то говорите, — укоризненно сказала женщина, — злобой лютой прямо-таки исходите! Вы свою злобу лучше бы для фашиста приберегли, чем на голодном ребенке ее выказывать! Все мужики на фронте кровь проливают, живота не жалеют, а он тут на рынке приторговывает, да с детьми голодными воюет…

- Ты бы заткнулась, барышня! — злобно ощерился торговец. — Раз я не на фронте, стало быть, Родине в тылу я нужен, ясно?

- Нужен ты Родине, как собаке пятая лапа! — едко бросила женщина. — Скажи еще, голодаешь, последнее Родине отдаешь! Вон морду-то какую отъел — поперек себя шире! Голодающий чертов!

- Да ты сама-то на голодающую не шибко похожа! — парировал мужик. — Вон, вишь какая ладная да гладкая… так и щипнул бы за жопу-то…

- А я тебе щипну! Я тебе так щипну, что зубья свои все порастеряешь напрочь, скалиться нечем будет! А то вон палку возьму, да тебя, ирода, поучу хорошенько, чтоб знал, как с бабами да детьми баталии тут разводить, пусть весь народ честной на позорище твое посмотрит! Вовек больше с рожей-то своей бесстыжей сюда не сунешься…

Тимка молча следил за перебранкой двух рыночных торговцев, ожидая, чья же возьмет, и перепадет ли ему что-нибудь съестное. Голос женщины зазвучал грозно и уверенно, да и сама она была видом крепкая да высокая — выше мужика, что с нею вздорил! И торговец, похоже струхнул: с такой бабой лучше не связываться: неровен час, огребешь по полной и мало не покажется…

— Ты, барышня, — сказал он миролюбиво, — стоишь и торгуешь здесь? Вот и торгуй себе! Чай, не лаяться сюда пришла! А коли тебе беспризорных жалко, так вот сама их и потчуй! Или продать самой нечего — не вижу, что у тебя там, в мешке-то…

— Пирожки у меня в мешке, — вызывающе ответила женщина, — пирожки подовые, свежие да румяные. Не то что у тебя — хлеб черствый…

— Пирожки? С лебедой поди, али с тошнотиками?

— Ты сам-то и есть тошнотик, — сказала женщина. — А у меня пирожки с мясом, понял? Как бывало до войны…

— А, понятно, — кивнул мужик. — Небось, в магазине работаешь, или в здешней столовой, вот и натаскала себе домой жратвы-то! Пирожки у нее! Спекулянтка хренова…

При упоминании о пирожках Тимка прямо весь затрясся — даже голова у него будто кругом пошла. Пирожки! Да с мясом…

— Иди сюда, мальчик! — вдруг позвала женщина. — Иди ко мне, я тебя покормлю.

Тимка ушам своим не поверил. Он уставился на торговку изумленными глазами.

Так как женщина была росту высокого, смотрел он на нее снизу вверх. Она же смотрела на него, улыбаясь, и ее большие красивые глаза были добрые-добрые…

— Тетя… — пробормотал голодный мальчик. — Это вы… мне?

— Тебе, конечно, — женщина коротко рассмеялась. — А разве здесь есть еще какой-то другой мальчик?

Тимка несмело приблизился к ее торговому месту, глядя на женщину с опаской, будто ожидал какого-то подвоха.

— Иди сюда… — ласково сказала женщина. — Вот тебе пирожочек. Маленький, конечно, но что поделаешь! Столько смогла мучицы-то наскребла… Вот, поешь!

Она вынула из мешка пирожок и протянула его Тимке. Тот нерешительно принял его немытыми пальцами. Однако положить в рот и надкусить его Тимка никак не мог решиться.

— Тетя… — опустив глаза, прошептал он. — А вы меня бить не будете?

— Бить? — опешила женщина. — Миленький, да за что же это я должна тебя бить?

— Ну, если… я его съем?

— Господи! — воскликнула торговка. — Да ведь я же сама тебя угостила! Бить я его, видишь ли, буду… Выдумал тоже… Ешь, не бойся!