Месма

— Я всё понимаю, голубчик, — заверил доктора фотомастер, — не можете справки дать о смерти, ну что ж поделаешь! Я этого от вас и не жду. Мне надо, чтобы вы как врач глянули и сказали — можно хоронить! А то ведь знаете — мало ли что…Вдруг там летаргия или что-то в этом роде!

— Ну что ж, пойдемте, — согласился Борис Павлович. — Посмотреть я не откажусь: как же иначе, человек ведь умер! Дело, как говорится, святое.

Прохор Михайлович привел доктора в фотоателье и показал ему тело умершей, накрытое покрывалом вместе с лицом. Борис Павлович бросил на тело беглый взгляд, после чего попросил фотомастера оставить его с покойницей наедине.

Прохор Михайлович вышел, прикрыв за собой дверь. Через некоторое время доктор вышел из комнаты, как-то странно поглядел на фотомастера сквозь толстые стёкла очков и молча направился к умывальнику.

— И что скажете, Борис Палыч? — спросил несмело фотограф.

Доктор открыл кран и принялся сосредоточенно мыть руки.

— Ну что скажу, — сказал он, немного помолчав. — Ваша родственница совершенно мертва.

— Значит, можно устраивать похороны? — поинтересовался Прохор Михайлович.

— Нужно, мой дорогой, нужно… — отозвался Борис Павлович, закрывая кран и беря полотенце, любезно поданное хозяином. — Весьма странный, однако, случай… — задумчиво произнёс он, вытирая руки. — Весьма странный…

— И что же тут странного? — насторожился Вакулин.

Борис Павлович повесил полотенце на место.

— Понимаете, Прохор Михайлович, — сказал он доверительно, — эта женщина действительно умерла, но смерть ее весьма нетипична — так скажем. Я такого не упомню. По предварительным данным можно сказать, что смерть наступила от остановки сердца. А вот каковы причины, вызвавшие эту самую остановку, мне совершенно непонятно! Впечатление такое, будто бы ее сердце остановилось по команде…не сразу остановилось, а достаточно постепенно. Я полагаю, вскрытие сию тайну прояснило бы, но, как я вам уже говорил, по определённым причинам эту процедуру провести нельзя…

— Нет-нет, — воскликнул фотограф, — я тоже возражал бы против вскрытия! Ав…то есть, Маше это дело совершенно не понравилось бы…

— Ну… тогда это всё, чем я могу вам помочь. Позвольте откланяться.

— Благодарю вас, Борис Павлович! Простите, что не предлагаю вам чаю, но сами понимаете…

— Да что вы, голубчик, какой там еще чай! Вам теперь чаи-то гонять не с руки — хлопот не оберёшься! Так что пойду я себе… Да! Примите моё соболезнование…

— Спасибо, Борис Павлович! За всё спасибо…

Доктор ушёл. Вакулин закрыл за ним дверь и остановился посреди прихожей, пытаясь собраться с мыслями. Ну что ж… ключевой вопрос выяснен! Теперь его путь лежит на кладбище.

…До кладбища Прохор Михайлович добрался уже в обед, причём долгий и мучительный путь туда вымотал его совершенно. Когда он вышел из автобуса на конечной остановке под нудно моросящий и холодный дождь, он почувствовал себя совершенно разбитым. Надвинув на уши клеенчатую шляпу и подняв воротник старого прорезиненного плаща, фотомастер тяжело потащился к кладбищенским воротам, таща за собой старую, довоенную еще тяжёлую сумку.

Сразу за воротами находился домик смотрителя, и Прохор Михайлович вошёл туда.

В тесной, но чистой каморке за столом сидела женщина средних лет. Перед ней лежала раскрытая амбарная книга.

— Добрый день, — хмуро приветствовал ее Вакулин. — А могу я видеть директора?

— Здравствуйте, — ответила смотритель. — А директора нет, он у нас в отпуске с понедельника.

— Чёрт, — вполголоса выругался Прохор Михайлович. — Вот еще незадача!

— А что вы хотели-то?

— Человека хотел похоронить… что же еще? Но у меня проблема с документами…

— А, вон оно как! — воскликнула женщина. — Ну, в отсутствие директора такие вопросы решает у нас старший могильщик…

— Ну и где этот… старший? — спросил фотомастер, сразу же предвидя кучу новых проблем.

Смотритель указала ему через приоткрытую дверь на соседний домик, похожий на сторожку.

— Там он сейчас, наверное, — сказала она. — Поговорите с ним, он всем этим занимается. Фёдором его зовут…

Прохор Михайлович поплёлся по раскисающей от дождя дорожке в соседний домик. Поднялся на крыльцо, постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл в дверь.

В довольно просторной комнате за дощатым, накрытом газетой столом сидели двое мужиков лет по сорок с гаком. Перед ними стояли стаканы и раскрытые банки консервов, а также половина буханки черного хлеба. Тут же, возле стаканов, Вакулин заметил недоеденные сырки «Дружба».

Стены комнатушки были увешаны дождевиками, старыми телогрейками и демисезонными куртками. В одном углу плотной грудой стояли штыковые лопаты, грабли, ломы и прочий шанцевый инструмент.

Трапеза уже завершилась, стаканы стояли пусты, а мужики увлечённо резались в карты.

— А мы вот так… шестёрка! Валет! — задорно выкрикивал один из них, сидевший спиной к двери.

Свои выкрики он подкреплял резким хлопаньем засаленными картами по голой поверхности стола. Сидевший напротив него второй мужик тупо смотрел на разбросанные перед ним карты, и судя по выражению его лица, давно утратил всякий контроль за игрой.