Месс-менд - вождь германской Чека

Но самое страшное в иперите — не то, что он поражает людей, а то, что он поражает человеческие вещи. От иперита ржавеют металлы, теряют свою уверенность и упругость, расслабляются. Вянет железо. Сталь становится вялой. Ткани — все, какие только есть на теле, — всасывают в себя иперит из воздуха, пропитываются насквозь иперитом, становятся очагом заразы. Первое, что должны сделать жители поражен-ной иперитом страны, это — сжечь все, какие только есть у них ткани. Сбросить с себя, сжечь все одежды. Чтобы остался голый человек на голой земле. На голой земле, на которой не произрастает ничего, кроме язв и мора… Иперит поражает хлеб человеческий. Животные умирают. Камень размягчается. Вся эта ваша культурно-цивилизованная жизнь — телефон, телеграф, железные дороги, промышленность — фабрики, заводы, шахты, копи — все, все уничтожено, разрушено, перестало существовать. Ведь жизнь человека на земле — жизнь человека, как она есть сейчас — невозможна без металлов и тканей… Тут вы должны остановиться и вдуматься хорошенько… Жизнь без металлов и тканей — ведь это же значит возврат к каменному веку…

И вот, представьте себе, если вы спросите профессора — химика, полководца, военачальника, истребителя, — как же спастись от иперита, как уйти, как уберечься, как остеречься и как бороться, — он ответит вам:

— Возврат к каменному веку — вот единственное.

Человечество погибнет от иперита, если оно не отречется от культуры и цивилизации. Назад к первобытности — вот лозунг дня. Научиться жить по-звери-ному, разучиться жить по-человечески. В пещерах, в лесах, в дебрях… Но и этого мало. Слышите? — и этого мало. Надо пойти еще дальше назад, еще дальше, чем каменный век. В каменном веке человек-полузверь жил на земле, а в иперитовом веке придется чело-веку-зверю жить под землею — потому что земля — смерть. Из всех наших искусств — «искусств», ха-ха-ха… — из всех наших искусств оставим себе, запомним только одно: рыть землю, рыть траншею, зарываться в землю, уйти под землю — только под землею — спасение… Если вы хотите, вы можете тут остановиться и развить целую философию: шло и шло человечество все вперед и вперед — от каменного века до века пара и электричества, до века банков и социал-демократии, — и потом еще дальше, вперед — до века электронов и радия… Ведь кончился уже век пара и электричества; пар и электричество уже устарели, — начинается уже век электронов и радия. Начинается век чудес… И век банков и социал-демократии тоже кончается, начинается век революции… Да, да, — все это так… И мы создали такую мощную человеческую науку и такое великое человеческое искусство, — мы, человечество. Достоевский и Бетховен. Гёте и Эдиссон… И вот, уже скоро-скоро, объединится земля с Марсом, — мы расширим до беспредельности пределы жизни нашей земной. Мы вознесемся на выси надземные, и перед нами откроются дали надзвездные, и мы ощутим бесконечность… Но — вдруг… изобретен ипе-рит… Его изобрел — знаете, кто? Ну, какой-то там фар-мацевтик, какой-то человечишка маленький, никому не известный, — ведь имя его никому не известно, — потому что изобретение само по себе ничего не стоящее, маленькое, — ну, совсем, совсем малюсенькое, ничтожное изобретение — с чисто-научной точки зрения. Цианистый, углекислый газ, — скажите, пожалуйста, — простенькая, скучненькая формула. Углерод, азот, водород — самая обыкновенная, самая заурядная химическая ерунда переносит нас обратно из века электрона и радия в каменный век, — и еще дальше назад — куда? Назад к обезьяне? Нет, еще дальше… Может быть, мы дойдем назад до амебы…

Вот так вы можете себе философствовать, если вы хотите…

Но философствовать некогда. Философствовать уже больше не нужно. Довольно. Точка. Никогда уже никто не будет философствовать на этой земле. Потому, что на складах военных ведомств всех европейских стран хранятся уже десятки тысяч тонн иперита, — несколько больше того количества, которое необходимо для истребления всего человечества. Нужно начать действовать. Уже. Сейчас. Сегодня. Немедленно. Сию же минуту. Сию же минуту — давайте, перейдем в первобытное состояние. Давайте, прежде всего, зажжем большой костер, — слышите. Всемирный, вселенский, всечеловеческий костер. Сожжем культуру. Эй, тащите сюда Леонардо-да-Винчи, Ренессанс, Толстого. Миллионы томов книг. ІІраксителя. Анатоля Франса. Дамские туфли на высоких каблуках, благовония Востока, всю эту утонченность и изящество, которыми мы так гордимся. Скрипку Страдивариуса — сюда же. Школы — все школы, какие есть на земле. Университеты. Хартию вольностей. Троны — какие еще остались троны. Все, все — сюда, на костер. Все сожжем, чтобы земной шар остался — круглый, гладкий, голый шар. Только лопаты оставим. Ничего нам отныне больше не нужно. Только лопаты. Зароемся в землю. Уйдем под землю… Если бы можно было еще на костер бросить солнце, — солнце нам тоже больше не нужно. Уйдем под землю… Простите, читатель, невольное лирическое отступление…