Мессии, лжемессии и толпа

Богочеловек не очень смиренно принимает страдания. Истерзанный, отданный во власть зла и смерти, он умирает, но перед смертью, совсем как обычный смертный, возопил громким голосом: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты меня оставил?» (Мф., 27:46). То, что он приобрел в страданиях, переходит к тем, кто разделяет его страдания, хотя, конечно, люди страдали от века. Его же наиболее фанатичные последователи принимали страдания и смерть с особым удовлетворением, что всегда было типично для фанатиков, преданных особо важным идеям. Страдание на многие века стало безусловным уделом истинно верующих христиан как неотъемлемая часть их культуры, хотя, впрочем, не только истинно верующих, но и христианства вообще.

Е. Н. Трубецкому в отличие от многих других (например, от меня) понятно, почему «человеческое естество Христа, в корне победившее грех, тем самым избавляется и от его последствия — смерти. Но рядом с этим остается пока без ответа вопрос, как и почему мы, люди, не одержавшие этой совершенной победы, спасаемся жертвою одно за всех…». Это, по Трубецкому, вызывает не только глубокое недоумение, но и глубокий негодующий протест. Возмущает, согласно этому автору, вся эта банковская процедура перевода «заслуг» Христа на спасаемых им людей. Совести тут все не только непонятно, но и чуждо: и страдание невиновного за виновных, и «избыток заслуг», и спасение «чужими заслугами». Это представляется нарушением правды[31]. Правда, непонятно, почему и после спасения люди остались грешными, сколь ни чист был сам спаситель. Тут Трубецкой говорит слова, которые иному истому христианину могут показаться кощунственными:

…совесть чувствует, что человеческая природа, поврежденная изнутри, в самом своем корне и источнике, может быть и спасена только изнутри, а не внешним актом купли и колдовства, который оставляет нетронутым ее греховный корень.

По поводу грехопадения первых людей в раю Фрезер отмечает следующее.