Помимо своих прямых обязанностей — охранять пассажиров и команду на борту самолета, Авнер должен был вести тайное наблюдение за всем происходящим. В Париже, например, он провел целый день в аэропорту Орли. Он изучал план аэропорта, фиксировал все входы и выходы. Он подробно, до мельчайших деталей, описывал все типы служебных передвижных средств, которые допускались или могли бы быть допущены к летной полосе. Он отмечал расположение наблюдательных камер, выяснял действующие они или поддельные. Делая вид, что фотографирует стюардесс для домашнего альбома, он одновременно фотографировал моменты передачи дежурств на некоторых пунктах таможни и паспортно-контрольных пунктах. В Риме, Лондоне или в Афинах он проводил целое утро или вторую половину дня около указанных ему посольств — русского или арабского. Он не должен был вызывать подозрений. Каким образом это ему удастся, — это было его делом. В популярных у туристов местах имело смысл просто сидеть в кафе. «Шестое чувство» говорило Авнеру, что маскировка не всегда нужна. Но в Лондоне, например, чтобы не привлекать внимания, прогуливаясь в парке, расположенном напротив одного из посольств, он вел на поводке собаку. В Риме, арендовав грузовик и сняв предупреждающий знак «объезд» на одной из боковых уличек около ливийского посольства, он сделал вид, что занят прочисткой люка.
Иногда задание было совсем простым: регистрировать все въезжающие и выезжающие из посольства машины и записывать их номера, а также регистрировать все машины, которые останавливались по соседству с посольством или парковались недалеко от него. Чаще всего, однако, его просили запомнить по фотографии лицо какого-нибудь человека и понаблюдать, не будет ли этот человек входить в указанное посольство или выходить из него. Следовать за ним ему в обязанность не вменялось, нужно было только суметь подойти к указанному человеку достаточно близко, чтобы не ошибиться. Были периоды, когда его работа сильно напоминала работу клерка в конторе. Приходилось бегать по поручениям, выплачивать деньги осведомителям или, позднее, вместе с одной девушкой, снимать конспиративные квартиры. Такие квартиры необходимо было снимать поблизости от автодорожных трасс, по крайней мере двух. В обязанности Авнера и его напарницы входило обеспечение запасов продовольствия в этих квартирах и снабжение будущих жильцов всем необходимым. Посещая различные районы, населенные в основном людьми среднего достатка они разыгрывали молодую супружескую пару. Девушка жила в Лондоне, однако у нее хранились ключи от всех снятых ими квартир. Таково было предписание.
Авнер ко всему этому относился серьезно, даже с энтузиазмом. Честно говоря, ему все это нравилось. Когда он время от времени узнавал, что кто-нибудь из его бывших соучеников начинал изучать систему коммуникаций, фотографию или языки на высшем уровне, готовясь к более высокому посту, связанному со сбором сложной разведывательной информации или, скажем, назначением на место постоянного резидента, ему и в голову не приходило завидовать. Какой смысл совершенствоваться в науке по подделке документов или производству бомб, когда можно каждую неделю летать в новый для тебя интереснейший город. Конечно, он бы старательно учился, если бы ему предложили какой-нибудь курс наук. Но его вполне устраивало то, что у него было — сидеть в римском кафе или доставлять пакеты в Париж. Он подсчитал, что ему пришлось бы копить в течение целого года, чтобы совершить хотя бы одну поездку из тех, которые он совершал каждую неделю.
К этому времени он уже выработал в себе почти маниакальное отношение к денежным отчетам. Он, конечно, в любом случае вел бы себя добросовестно, как и подобало ему, «екке», человеку точному и аккуратному. Однако встреча со старым галицийцем в недрах Мосада, безусловно, способствовала тому, что он трижды, до последнего гроша, проверял все свои служебные расходы. И вовсе не потому, что испугался. Совсем нет. Но он не желал, чтобы старый галициец обнаружил в его отчетах ошибку или подверг сомнению точность какой-нибудь израсходованной им суммы. Авнер предпочел бы тратить свои собственные деньги на служебные нужды. Иногда он так и делал.
Однажды с ним в Париже случилось и такое: он уронил чек, полученный за стакан ананасного сока, вернулся и долго ползал по полу в многолюдном кафе напротив одного из арабских посольств в поисках этой бумажки, ползал, как законченный шмок.
Хорошо, что никто из посторонних не знал, как галициец в Мосаде вел дела. Израильских агентов можно было бы легко обнаружить по тому, как они нервничают из-за потерянных чеков на пять франков.
В некотором роде это все походило на кибуц. Он, «екке», среди галицийцев! Правда, теперь это уже его не слишком беспокоило. Похоже на то, что в глазах Мосада принадлежность к «екке» становится достоинством. В кибуце он галицийцам не был нужен; они и без него неплохо справлялись. Но в нынешней ситуации, особенно если есть нужда в агентах в Европе, странноватый «екке» — это было для них неплохо.