Можно сказать, что это произошло из-за неразумности странствующего монаха. Ведь если небольшое желание было бы исполнено, не было бы таких последствий. Это подобно тому, как выпить воды, когда в горле пересохло. Будда в старину тоже был обыкновенным человеком. Даже если вода мутная, она может отстояться.
Аривара-но Нарихира удовлетворял те иногда скрытые, а иногда явные желания, которые возникают и у тех женщин, у которых есть мужья, и у тех, у кого мужей нет, и разве все его три тысячи триста тридцать три женщины без остатка не достигли просветления? Это можно уподобить тому, как ветер разгоняет сонм закрывших луну облаков — и снова льётся свет. Монах Сайгё полюбил монашествующую императрицу, благодарный за малую толику расположения, он стал набожным, ходил по разным провинциям, очистился, и Нёин[560]
он сумел помочь, и сам спасся. Разве не так?В этом мире, где всё проходит и идёт к концу, добро и зло есть сон. Уцуцура[561]
дожил до восьмидесяти тысяч лет, но в старину он был, а теперь его нет. Дунфан Шо[562] было девять тысяч лет, но известно только его имя, его же самого никто не видел. Даже на Северном острове — Хоккурусю пределу жизни положена тысяча лет. А в нашем мире уж и подавно никто не знает, умрёт он молодым или доживёт до старости, судьба — что роса на траве равнины Адасино[563], может, она и переживёт утро, но вечера не дождётся. Человек снова молодым не станет. В конце концов он делается старым. Что останется в памяти — старость или молодость? Так что пока молоды — пейте вино, любуйтесь цветами, но не таите злых умыслов.Наверное, не раз ещё увидишь отражение луны в воде, а себя — в зеркале. То, что случается с человеком, можно уподобить тому, как одноглазая черепаха встречается с бревном[564]
. Жаль. Обдумывай всё как следует, сострадай людям, не ревнуй. Этот рассказ написан для женщин.САИКИ
Саики [566]
Человек по имени Саики из Уда в провинции Будзэн[567]
отправился в столицу, надеясь получить владение для своей семьи. Он подал прошение, но дело не двигалось. Шли годы и месяцы, и всё было напрасно. Он решил, что больше так продолжаться не может, и отправился в храм Киёмидзу, чтобы затвориться там, на семнадцать дней. Саики рассчитывал, что, возможно, ему всё будет объявлено в вещем сне. С собой он взял мальчика по имени Такэмацу. Хотя Саики горячо молился, но вещего сна так и не увидел. Он обернулся и вдруг заметил красавицу лет двадцати. И черты её лица, и фигура были необыкновенно хороши: длинные, блестящие, как перья зимородка, волосы были заколоты шпилькой, её иссиня-чёрные брови напоминали молодой месяц, а красные губы были как цветок пиона. Она обладала всеми тридцатью двумя отличительными признаками будды, была так хороша, что луна ей завидовала и цветы испытывали зависть. Она перебирала чётки из кристаллов и, казалось, была погружена в молитвы. Саики подумал: «Раз уж мы живём в одном и том же мире людей, хорошо бы провести с ней хоть одну ночь!» Он томился. Решив заговорить с женщиной, Саики приблизился и спросил:— Вы тоже затворились в этом храме?
Женщина, казалось, не слышала. Саики подумал, что, может быть, где-то неподалёку был её муж. Сердце Саики не успокоилось.
И вот медленно начало светать. Саики было грустно, он подошёл к помосту, поближе к женщине, и прочёл:
Женщина тревожно слушала его, ведь считается, кто не ответит на стихотворение, родится безъязыким. Она отвернулась и прочла:
Прочтя это, она ушла. Саики чувствовал неизбывную грусть расставания. Он позвал Такэмацу:
— Пойди за этой женщиной, посмотри, где она живёт, и тут же возвращайся.
Мальчик тайком последовал за женщиной. На Четвёртой улице Такакура она свернула к красивому дому, мальчик шёл следом. Женщина поднялась на широкую галерею и вошла в боковую двустворчатую дверь, тут она оглянулась и заметила, что за ней следит мальчик. Она улыбнулась про себя и, когда тот подошёл, произнесла:
— Передай своему хозяину: «Скрытый в траве воробей», — она больше ничего не добавила и ушла внутрь.