Месть Альбиона

— А коли так, участие англичан в покушении на императора, равно как и факт самого покушения, можно считать доказанным, — закончил Ефимов слегка торжественно. — Наша умозрительная версия оказалась верна. Уже одно это оправдывает вашу работу в посольстве, Сергей Васильевич. Успех, господа! Я готов доложить о том Константину Петровичу и Петру Александровичу.

— Так-то оно так… Но, при всей логике, прямых улик ведь нет, — с сомнением сказал Сергей.

Ефимов развёл руками.

— Прямые улики, дорогой мой, — это для суда. А в нашем деле ситуации сплошь и рядом неподсудные. Обычный порядок расследования и наказания к дипломатам неприменим. Но если раньше мы лишь подозревали, то теперь знаем точно, что эти люди готовы на всё, лишь бы устранить Его Величество. Где гарантии, что они не предпримут новую попытку, типун на язык?

— Да какие там гарантии, — сказал Творожков, махнув рукой. — Не знаешь, с какого бока могут ударить. Уж очень возможности велики. Деньги, люди, оружие, — всё у них есть. А ненависти к императору так через край…

— Именно! Вот почему дальнейшая работа с Фитчем становится особенно важной. Я, конечно, далёк от мысли, что в какой-то момент он вcучит Сергею Васильевичу адскую машину и даст задание установить её, скажем, во дворце. Сергей Васильевич завербован для других целей. Но рядом с англичанином, быть может, удастся уловить обрывки важной информации, которая позволит нам сделать те или иные выводы…

— Это всё понятно, — сказал Сергей со вздохом. — Мне-то теперь как быть?

Ефимов посмотрел на художника с некоторым недоумением.

— Вы о чём?

— Всё о том же… Я ж теперь насильник! Можно сказать, официальный! Свидетели есть, обиженная девушка есть, опять же фотокарточка. С этим-то что делать? Не дай бог, узнает кто, — я же не отмоюсь! И никому ведь не объяснить, что к чему. Ни людям, ни жене… Стало быть, репутация долой, семья разбита, в обществе никто руки не подаст, а о заказах и говорить нечего…

Ефимов покачал головой.

— Глупости это всё, Сергей Васильевич. Только ваша неопытность в нашем деле оправдывает ваши опасения, — успокаивающе сказал он. — Запомните: компрометирующие сведения добывают, чтобы держать человека на крючке, а вовсе не для того, чтобы обращаться с ними в газеты, в суд или иные инстанции. Вы что, всерьёз думаете, что посол Её Величества созовёт журналистов и заявит, что художник Белозёров покушался на честь его дочери? Или, пуще того, подаст иск? Да посольство само категорически не заинтересовано в каком бы то ни было скандале, — это вытекает из самой сути дипломатической работы… В общем, не переживайте.

— Легко сказать, — буркнул Сергей, хотя здравые доводы полковника его несколько успокоили. — Как представлю, что жене по почте эту поганую карточку пришлют или какая-нибудь газетёнка заметку тиснет, — мол, известный художник Б. развлекается…

Ефимов вздохнул.

— Не тиснет, — терпеливо сказал он с интонацией взрослого, который убеждает ребёнка. — И карточку Настасье Петровне никто не пришлёт. Чего ради? На публичную компрометацию Фитч никогда не пойдёт, — даже если решит за что-нибудь отомстить. Каждый скандал, знаете ли, палка о двух концах. Кто помешает вам, в случае чего, созвать пресс-конференцию и рассказать о провокации в британском посольстве? Постановочный характер инцидента очевиден. Один свидетель с фотоаппаратом под мышкой на месте происшествия чего сто́ит… А заодно и намекнуть, по какой причине разыгран этот мерзкий спектакль. Ваша угроза против их угрозы. Точка. — Полковник вдруг улыбнулся. — По сути, если бы не наши цели, вы могли бы прямо сейчас послать этих джентльменов в задницу. Смею уверить, — утёрлись бы. Ну, для порядка поугрожали бы, кулачонками помахали… Однако, исходя из наших интересов, играйте испуганного, сломленного человека, для которого мысль о позорном скандале невыносима. А значит, вы просто вынуждены сотрудничать с англичанами… Но не переигрывайте. В чём-то можно и характер показать, поупираться. Больше уважать будут. В общем, по ситуации.

Сергей взъерошил пшеничный чуб, махнул рукой. Промолчал.

— Господа, а не выпить ли нам по рюмке? — неожиданно предложил Ефимов, поднимаясь. — Малость расслабиться не повредит. Вообще-то, Сергей Васильевич, с вас причитается, а? Не каждый день можно голой красавицей полюбоваться…

— Полуголой, — раздражённо поправил Сергей.

— Тоже неплохо, — невозмутимо сказал Ефимов.

Творожков деликатно хохотнул.

Полковник невольно попал в точку. Стерва Элен не шла из головы, хоть тресни. Перед глазами всё ещё стояла обнажённая грудь прелестницы-феминистки, и он ничего не мог с собой поделать. Упругие белые полукружья, восхитительные и волнующие, с маленькими бледно-розовыми навершиями… Словно черешенки на сливочном торте… Несмотря на драматизм ситуации пленительная картина, схваченная цепким взглядом художника, постфактум бросала Сергея в жар. Взять бы в руки карандаш и нарисовать эту грудь. А лучше просто взять в руки… Сергей мысленно выругался последними словами. Стыдно, поручик! Как в глаза Настеньке смотреть будете? Скорей бы уж она приехала…