Месть Империи 3. Горе Побежденным

Если бы Лава не знал этого, он бы здесь не стоял. Все, что было сказано, — лишь прелюдия к главному. После секунды тишины, сотник вдруг повысил голос:

— Когда ярость кипит в крови, ошибаются даже лучшие из лучших. Даже такой стрелок, как Джэбэ, промахнулся с двадцати шагов. Стрелок, что на полном скаку бьет птицу в глаз, промахнулся в стоящего человека! Да еще в какого!

Кровь бросилась к лицу степняка! Возмущение, ярость, стыд! Не было только слов. Он не любил и не привык оправдываться, да и что тут скажешь. Камень! Какой камень? Откуда? Кто бросил? Он сам не видел, и в этом была правота чертова венда. Не видел, потому что был ослеплен яростью. Слов не находилось, но и промолчать Джэбэ не мог. Сцепив зубы, он все-таки выдавил:

— Я не промахиваюсь никогда!

Губы Лавы растянулись в усмешке:

— Прости князь, но ты лжешь! Твои руки дрожат от ярости! Бьюсь об заклад, ты и сейчас не попадешь в человека с двадцати шагов.

Джэбэ напрягся и аж подался вперед:

— Хочешь проверить?

— А почему нет! — Улыбка Лавы стала еще шире. — Даже больше того. Даю три попытки: попадешь в меня с двадцати шагов — значит, вы все были правы. — Тут он вновь обвел взглядом вокруг, обращаясь ко всему отряду. — Значит, ярость и злость ни на что не влияют. — Его взгляд вернулся к напряженному лицу Джэбэ. — А промажешь, то получится — я прав и даже у лучшего стрелка во всей степи дрогнет рука, если глаза его застилает злоба, а кровь бурлит от бешенства.

Нойон замялся. В своей руке он не сомневался: с двадцати шагов он не то что в человека — в летящую муху может попасть, но убивать венда ему не хотелось.

В возникшей тишине со всех сторон послышался возбужденный шепот:

— Что он говорит?

— Чего хочет-то?

Лава прекрасно знал, что большая половина его отряда знает лишь с десяток туринских слов и совсем его не понимает, но это было не важно. Потом, те, кто понял, расскажут остальным, да и приукрасят, как водится. Доносящиеся обрывки фраз как раз доказывали, что он абсолютно прав.

— Говорит, что степняк не попадет в него с двадцати шагов.

— Эка загнул! Это же Джэбэ-нойон — считай, он покойник!

Толпа вокруг, словно забыв, как они только что лупили друг дружку, уже начала обсуждать шансы сотника, и большинство сходилось на том, что венду конец.

Мнение большинства Лаву нисколько не расстроило: все шло так, как и задумывалось. Слова его предназначались для вождей, а зрелище — для толпы. Ничто так не поднимает боевой дух, как вера в превосходство и неуязвимость командира.

Хитро прищурившись, он подначил степняка:

— Так что, князь, нервничаешь? Боишься, что подведет тебя рука?

Это был уже вызов, на который не ответить нельзя, и Джэбэ зло скривил губы:

— Ладно, венд, хочешь умереть — твое дело. У меня рука не дрогнет.

Он кивнул одному из своих бойцов, и тот, выскочив вперед, начал отмерять двадцать шагов. И без того маленькие кривые ножки еще и зауживали шаг, так что степняк не прошел и половины, как недовольный ропот пронесся над рядами:

— Ты что делаешь, полчеловека? — Ладонь здоровенного фарга уперлась в грудь азарянина. — Я пальцами руки больше намеряю!

— Правильно!

— По-честному надо!

Подчиняясь закипающему азарту, толпа поддержала фарга и закрутила головами в поисках подходящей кандидатуры. Через пару минут общим одобрением и смехом выбрали гавелина среднего роста, и тот начал отмерять по новой.

— Здесь! — Молодой парень показал на точку, и Лава встал в указанное место.

Толпа раздвинулась, уйдя на всякий случай с линии полета стрелы, и вытянулась с обеих сторон между вендом и азарянином. Оружие по большей части уже лежало на земле, а руки были заняты бурной жестикуляцией — вовсю заключались пари.

Лава, встряхнувшись, добился одновременно расслабленности мышц и полной концентрации сознания. Широко улыбнувшись и продемонстрировав полную уверенность, он задорно крикнул вышедшему на позицию Джэбэ:

— Что, нервничаешь, князь? Вижу, злишься! А кто не разозлится, когда флягой по морде на виду у всех? Гордость-то чай не на помойке нашел!

Ощерившись ухмылкой, больше похожей на волчий оскал, нойон вскинул лук и натянул тетиву. Отточенное острие наконечника взлетело на уровень груди, и за долю секунды увидев линию прицела, Лава успел подумать: «Целит в плечо. Пока убивать не хочет, но это только первый выстрел. Посмотрим, что будет дальше».

Если стрела уже сорвалась с тетивы и стреляет такой человек, как Джэбэ-нойон, то увернуться нет шансов. Чтобы успеть уйти с ее пути, надо обязательно начать движение чуть раньше, за миг до того, как разожмутся пальцы, спускающие тетиву. Поэтому взгляд венда не отпускал ни на секунду глаза стрелка. Они должны были предать своего хозяина и сказать, когда и куда пойдет выстрел.

Мгновение растянулось до бесконечности, и в голове венда начал отсчет невидимый метроном: «Рано. Рано. Сейчас!» Лава стремительно развернулся, убирая плечо за мгновение до того, как звякнула спущенная тетива. С шипением рассерженной змеи, стрела пролетела мимо, чиркнув оперением по рукаву стеганой куртки.

Под гул одобрения Лава поддел степного стрелка: