Месть Империи 3. Горе Побежденным

Проще всего было собрать команду из одного племени. Межродовых разборок и ссор будет меньше, но и слушаться такие станут только своего вождя, а это Лаве никак не подходило. С теми задачами, что ставил Варсаний, командир должен быть только один, с неограниченной, принятой всеми властью над жизнью и смертью каждого. Вот и получалось, что собирать надо отряд разношерстный и уже по ходу строить из него новую сотню.

Лава взглянул на квадратного кривоного крепыша, гортанно раздающего команды своим воинам.

«Джэбэ-нойон, азарский князь и родня хана Менгу. — В уголках глаз венда собрались гусиные лапки морщинок. — Та еще птица! Стреляет с коня так, будто родился с луком в руках, но нрав вздорный, и гонор такой, что не подступись».

Вспомнилось, как он с секретарем Варсания пришел к Менгу. Поначалу тот и слушать не захотел, отказав наотрез:

— Мои люди чужакам не подчиняются!

Человек логофета, хоть и молодой, но дело свое знал. Что он прошептал на ухо Менгу, Лава мог лишь догадываться, но только морда у хана сразу скисла и пришлось ему сдавать назад. Собрав десятников и сотников перед своим шатром, он обвел их рукой, мол, выбирай, а у самого рожа лоснится от самодовольства: я-то сделал, что просили, а уж если люди не согласятся, это уже не моя беда. Лава прошел вдоль ряда, озвучил свое предложение, и увидел, что многие бы и не прочь, но опасаются гнева хана. И тут вдруг вперед протолкался Джэбэ.

— Я согласен! Сам готов пойти и десяток свой приведу. За всех ручаюсь, лучшие из лучших!

Менгу аж позеленел от злости, глазами предателя так и жжёт, а тот только вскинул голову, посмотрел в ответ своими раскосыми глазами, и всем сразу стало понятно — тут дело в принципе. Нашла коса на камень! Мол, ты хан, но мне не хозяин, я князь вольный, надо мной — только бог и небо. Иду куда хочу и когда хочу.

Лава этого степного князя знал, слава за ним стелилась… разная. Одно он точно мог сказать: вояка тот знатный, но порядка не любит и старших не уважает. В другое время он бы его точно не взял, но тогда выбирать не приходилось.

Процокав копытами по камням и продемонстрировав явное нежелание вставать рядом с азарами, в другой конец лагеря проехал десяток тонгур, и, глядя на их предводителя, Лава едва заметно усмехнулся.

Посмотреть, так ведь полная копия Джэбэ: такой же квадратный, кривоногий, вместо глаз узкие щелки — не различить. А на деле — небо и земля. Турслан багатур — плоть от плоти тонгур, назови его азаром — и наживешь врага на всю жизнь. Его парни на коне сидят и стреляют не хуже азар, но поспокойнее будут. Кичится им особо нечем, сами под азарами ходят, дань им платят, но война между ними надолго не затихает и ненависть друг к дружке они впитывают с молоком матери.

Лава обвел взглядом разделенный на пять отдельных костров лагерь. Ближе всех к нему встали фарги, за ними — гавелины. Между этими кровной вражды вроде не было, но и добрых чувств друг к другу они тоже не выказывали.

«Вот, кажется, и делить им нечего, — подумал Лава. — Живут в разных концах земли, а смотрят друг на друга волком».

Фарги — рослые парни, на голову возвышающиеся над остальными, рядом с ними даже Рыжий гигантом не смотрелся. Из всего отряда они единственные, кто относился к луку и стрелам скептически. Эти ребята отдавали предпочтение длинным кавалерийским мечам и копьям, решая исход боя стремительной яростной сшибкой. Прямота фаргов была по душе Лаве, да и вообще с ними было попроще, понятней, что ли. Совсем не то, что гавелины. Эти, кажется, не замолкали никогда, вечно недовольные, ко всему цепляются, но поразительно, что при этом лучше разведчиков не сыскать. В шаге от тебя будет лежать — а ты пройдешь и не заметишь.

В такой стае, какая собралась под его рукой, конфликт неизбежно разгорится, в этом Лава не сомневался и даже немного удивлялся, что до сих пор ничего не произошло. Пузырь напряжения набухал, и ему хотелось, чтобы он лопнул до того, как вокруг завертится смертельная карусель. Но не провоцировать же, ей богу, самому!

Отдав повод Сороке, Лава присел у костра со своими и, откинувшись на камень, прикрыл глаза. Со стороны могло бы показаться, что Лава дремлет и ничего не видит, но это было не так. Ни один шаг, ни одно движение не ускользало от взгляда из-под опущенных ресниц.

Вот кто-то из фаргов подошел к роднику, что тоненькой струйкой падал в крохотную лужицу, но подставить бурдюк не успел. Прямо перед ним шустро просочился гавелин и сунул под струю свою флягу. Фарг поморщился, но скандалить из-за такой мелочи не стал.

Не успел гавелин наполнить флягу, как к нему подошел один из его соплеменников и, забрав полную, протянул ему пустую. Тот как ни в чем ни бывало вновь сунул посудину под струю, а у фарга, возвышающегося над ним, от злости начало сводить скулы.

Наблюдая сцену из-под прикрытых век, Лава успел подумать: «Вот это они зря. Фарги спокойны и терпеливы, но уж если разойдутся, то никому мало не покажется».