Тамила, я не сразу ее вспомнила, моя память прояснилась лишь этой ночью. И тогда я поняла, почему она приняла меня за Медею. Поняла, что обманутым женам звонила одна из моих гадалок. И потом… После того, как ожил труп Семибаева, меня всю ночь мучили кошмары. Моя подруга тогда еще предположила: на похоронах был кто-то из наших знакомых, чья недобрая аура подействовала на психику… Но тогда я ей не поверила.
Но там все же была моя знакомая… Моя очень близкая знакомая. Медея, ты ведь была на этих похоронах, только в чужом обличье? Завернутая в темный платок «восточная родственница» погибшего? Я перестала сомневаться в своем знакомстве в отравительницей после того, как в зомби превратился Саша. Только нашим знакомством с Медеей можно было объяснить отравление моего мужа. И круг подозреваемых оказался очень ограничен. Я ведь никому на него не жаловалась, кроме вас, своих коллег, и, как я думала, подруг. И уж тем более у меня никогда не возникали мысли о мести. Значит, тот, кто это сделал, находился рядом со мной, в моем салоне, вплотную, буквально на расстоянии протянутой руки. И я поняла, что одна из вас, глядя на мои рыдания, продумывала страшный план.
И последнее — звонок Тамилы профессору. Я не верю в ясновидение. Значит, Тамила должна была слышать наш телефонный разговор с Машей. Кто присутствовал при том разговоре?
— Я в салоне не одна… — протянула гадалка.
— Более того, ты практически не вызывала подозрений. Мы искали Тамилу, яркую восточную женщину, и вовсе не думали о бледной седовласой Федоре, вечно закутанной в серую пуховую шаль. Ты знаешь, мне всегда казалось, что у тебя глаза серые. Я лишь сейчас увидела, насколько они темны.
Но ты немного переиграла, Тамила. Ты слишком рьяно изображала полуграмотную дурочку. Но малообразованные люди на самом очень суеверны, правда ведь, кандидат в доктора наук? Они готовы поверить в привидения, в летающие тарелки, в Бермудский треугольник, и уж тем более в оживших зомби. Та простоватая женщина, которой ты хотела казаться, должна была с пеной у рта твердить, что в нашей стране полно заживо погребенных, а ожившие мертвецы так и кишат в округе. И потом, странная фраза: «Я верю в здравый смысл»? Так могла бы сказать Тамила Иванова, старший научный сотрудник медицинской лаборатории, но никогда бы не сказала Людмила Иванова, с трудом закончившая среднюю школу.
И потом… Я вспомнила — именно ты лучше всего «кодировала» людей против алкоголизма. Бутылочка заговоренного напитка, который надо было по капле подливать в минералку — и к алкоголю возникало стойкое отвращение. Никто, кроме тебя, таким заговором не владел. Это твое ноу-хау, секретный химический состав, верно? Да, ты гениальный химик, Медея.
Но следствие ничего этого не знало. А поскольку все свидетели вспоминали эффектную восточную женщину, и Маша, моя подруга, и ее муж-следователь, ведущий это дело, так и решили: нам нужна цыганка Зара. Ты думаешь, почему я поехала сначала к Заре? За нами следом ехали две машины с оперативниками. У нас был уговор — я напугаю цыганку обыском, чтобы она сама вывела нас на тайник с тетрадоксином. Я выпрыгнула из ее джипа на ходу, чтобы сбить погоню со следа.
— Зачем? Зачем тебе было сбивать погоню со следа? Вы ты так хотела меня отыскать…
— Я хочу, чтобы ты дала мне противоядие. И больше всего опасалась, что следователь найдет тебя раньше, чем я. Скажи честно, ты согласилась бы сотрудничать со следствием?
— Вряд ли. — спокойно ответила Тамила. — Скорее, приняла бы яд сама.
— Тетрадоксин? — недоверчиво спросила я.
— Смотри. — гадалка достала из кармана жакета маленькую бумажную полоску, похожую на бактерицидный пластырь. С одной стороны полоску украшала розовая наклейка. — Достаточно разок лизнуть, и через полчаса ты отправляешься к праотцам.
— Этого я и боялась.
Тамила улыбнулась, села напротив меня и, видимо по привычке, облокотилась подбородком о ладонь и нараспев произнесла:
— Хорошая ты девчонка, Полина. Как же мужика своего проворонила?
— За что ты его так? — тихо спросила я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Ненавижу. — жестко сказала Тамила. — Всех этих козлов ненавижу. Ты отдаешь им свое сердце, свою душу, всю, без остатка. Рожаешь им детей. А потом оказывается, что твоя любовь никому не нужна. И ты с детьми можешь хоть сдохнуть — им плевать. Они еще спляшут канкан на твоей могиле.
— Саша не такой. — ком в горле разрастался все сильнее. — Ему не плевать. Ему ни на кого не плевать, ни на меня, ни на ребенка… Он и ту девчонку просто пожалел… — я разрыдалась. — Медея, ты убила отца моей маленькой дочки. Она теперь сирота.
— Зря ты плачешь. — тихо сказала Тамила. — Ты себя просто успокаивала — мол, запутался мужик, он еще пожалеет, что меня бросил. Нет, не пожалел бы. Ни тебя, ни ребенка. У него появились бы дети от новой жены, а про твою дочурку он бы никогда и не вспомнил.
— Медея, ты никогда не любила!
— Любила. Иначе — я не стала бы мстить.
— Но это же было так давно… Пятнадцать лет прошло, и ты так страшно отомстила. Неужели ты так и не смогла его простить?