Месть Осени

Я сидел в той комнате, которую сам Петрович называл операционной. Кроме кушетки с ремнями, мебели тут было мало: пара белых шкафчиков и диван для тех, кто оставался на ночь с раненым. Облокотившись на кушетку, Петрович вертел в руках злосчастный телефон.

– А напомни вопрос, Антоша, – попросил он, не поднимая головы. – Когда ее сняли?

– Нет. Что это за хрень.

Я стоял так, чтобы дневной свет из единственного окна падал ровно на вытатуированные драконьи чешуйки, и с каждой секундой все больше верил в то, во что верить не хотелось.

– Ну что-что. – Петрович со вздохом отложил телефон экраном вниз. – Кожа. Отлично сделана, кстати. С татушечкой даже, смотри. В стиле фрау Кох.

– Фрау кого?

– Кох, – меланхолично уточнил Петрович. – Ильза Кох. Слыхал о такой?

– Бухенвальдская ведьма. – Я снова нагнулся над телефоном. – Ты реально считаешь, что это человеческая? Не свиная?

– Могла бы быть свиная, – задумчиво ответил Петрович. – Но погляди: шлифанули хорошенько, конечно, а волосяные луковицы все равно видны. У животных маленько другие… Хорошая работа.

Я склонился так низко, что различил еле видимые отверстия на гладкой восковой поверхности. Вот ведь.

– Тот, с кого сняли, был жив?

Петрович принюхался.

– А кто ж его знает. Будем надеяться, что нет. Кожу-то снять не проблема, можно и под анестезией, зато потом никакой анестезии не напасешься… Вот затейник, а? – Он добродушно усмехнулся, но когда поднял на меня выцветшие глаза, добродушия в них было не больше, чем у старого волка перед прыжком. – Откуда у тебя вещица-то, Антоша? Подарок?

Я спрятал телефон обратно в целлофановый пакет.

– Он самый. Спасибо за информацию.

– Это хорошо, что подарок, – задумчиво отозвался Петрович. – Не хотел бы я иметь того, кто это сделал, врагом.

* * *

Вера

Я проснулась резко, одним махом, и первое, о чем подумала, – где я? Не было ни привычных звуков природы за окном, ни света сквозь льняные занавески, которые я периодически забывала задергивать. Вместо этого мой взгляд уперся в абсолютно белый потолок. Нос защекотал запах, хорошо знакомый с детства: кто-то пек блины. Я перевернулась на узкой кровати и уткнулась носом в подушку.

Мама. Я у мамы.

Медленно, словно щупальца гигантского кракена, в сознание вползали события предыдущего дня. Паническая атака у подъезда. Руки Аскольда на моих плечах. Телефон, обернутый кожей. Встреча с Антоном. Его фраза: «Я позвоню, как что-то выясню».

Уцепившись за эту мысль, я сползла с кровати. Проверила телефон – пара звонков с незнакомых номеров, но от Антона ничего. Включила ноут, заглянула в соцсети и мессенджеры – одни вопросы по рекламе. В почте мигали новые письма от клиентов.

– Не спишь, Вера? – Мама осторожно приоткрыла дверь.

– Работаю. – Я на секунду оторвала взгляд от экрана. На маме было домашнее платье и синие тапочки.

– Сегодня же воскресенье! – возмущенно воскликнула она. Вид у меня, наверное, был тот еще: непричесанная, неумытая, в выцветшей ночнушке с Сейлор Мун. – Иди на кухню, я тебе блинчики напекла.

– Спасибо, мам. Если есть кофе…

– Свежие, с творожком, – убежденно продолжила мама. – Сметанку достала. Иди, потом закончишь свою работу. Чай на столе.

Я с тоской покосилась на открытые письма. Рядом беззвучно завибрировала нокия.

– Алло?

Мама поджала губы.

– Слава всем ебическам богам, Вера! – выдохнула трубка знакомым голосом. – Я тебя два дня вызваниваю! Ты куда пропала?

– Лёша? – Это было так неожиданно, что я на какое-то мгновение даже забыла, что злюсь на него. – Я сейчас у мамы.

– Соскучилась? – невинно поинтересовался он.

Я на секунду зажмурилась, молясь, чтобы ладони не покрылись коркой льда.

– Ты чего звонишь?

– А что, просто так не могу звякнуть?

Я промолчала. Видно, пауза затянулась, потому что Лёша сам переключился:

– Слушай, на самом деле вопросик нарисовался. Меня тут кое-кто спросил… А я сразу подумал о тебе. Но вопросик чисто теоретический!

Мама уперла руки в бока и одними губами произнесла «завтрак». Я кивнула.

– Какой вопрос?

– На каких условиях возможна эксгумация?

Вопрос подействовал лучше кофе – я выпрямилась и широко распахнула глаза.

– Чего-о-о?

– Ну, знаешь, такая процедура, когда гроб с мертвым человеком достают и… – Шум на заднем фоне усилился.

– Я знаю, что это такое. Зачем тебе?

– Плохо слышно! Давай лучше встретимся?

– Кого ты хочешь достать?

Я сжала кулак. Время будто замедлилось. Цифры в открытом письме расползлись на пиксели. Я вдруг отчетливо осознала, чье имя он сейчас назовет.

– Я-то никого. – Шум стих, и следующие слова гулко прокатились в наступившей тишине, как камешки по заброшенной пыльной дороге. – Но Юля хочет достать Тёму. К ней вернулась сила, и она вбила себе в голову, что он…

Сердце превратилось в пульсирующий комок боли.

«Что он жив», – произнесла я про себя.

– …что он жив, – закончил Лёша.

Пальцы медленно разжались. На ладони не было льда – только отметины от моих ногтей.

Глава 11