Месть палача

И все же! Они умерли – несчастные обитатели проклятого острова Лазаретто. Об этом сознался сумасшедший юнец и секретарь дожа Анжело. Сознался, когда уже лодка с беглецами прибыла в Венецию. Сознался для того, чтобы обвинить своего покровителя Андреа Дандоло в бесчеловечности и в невероятном коварстве. Тем он желал унизить врага своих друзей тамплиеров, а этих гонимых церковью и светской властью рыцарей Храма поднять в глазах Гудо. Анжело даже показал стеклянную колбу, выданную ему дожем, для умерщвления всех тех, кто пребывал на проклятом острове. Объяснил и причины, главная из которых та, что должны были исчезнуть все свидетели знавшие «человека в синих одеждах».

Отныне этот необходимый папе и церкви человек должен был стать его «личным сокровищем», с головы которого нужно было вырвать все полезное из знаний тамплиеров. А потом уж выгодно продать папе, или же шантажировать наместника Господа на земле.

Еще дож Андреа Дандоло желал стереть память о своей личной тюрьме Лазаретто, куда он завозил своих личных врагов. Тюрьме, куда никто из городской власти и родственников несчастных не желал наведаться под страхом черной смерти. Тюрьме, в которой всех можно было разом умертвить при необходимости. Особенно тогда, когда в сенате начались вопросы о законности и правилах карантина на острове Лазаретто[264].

Да, не довелось Гудо похоронить доброго старика Энрико Пальмери по-христиански, но пока тот был жив, он заботился о нем, как родной сын. Поэтому сейчас он имеет право просить Сильверо Пальмери о помощи. И он о ней попросит:

– А теперь, высокородный Сильверо Пальмери, сын благородного Энрико Пальмери, я хотел бы обратиться к тебе с просьбой. Ты слышишь меня?

Гудо с силой сжал плечо венецианца. Тот вскрикнул от боли, и эта боль вернула его к пониманию.

– Да. Проси, что ты угодно. Я исполню просьбу того, кто заботился о моем отце в то время, когда его сын как последний трус и мерзавец не смел высунуть носа из своего убежища. Хотя и мне не приходилось сладко из-за преследований дожа. Но теперь… Теперь я в почете и в уважении. Я, моя семья и мои друзья совсем недавно сумели не поддаться панике и остановили флот генуэзцев, уже готовившийся захватить Венецию. Мы первые оснастили боевые галеры за свой счет. А главное, мы из плотов и цепей построили огромные заграждения от церкви Сан Николо ди Лидо до форта Сан-Андреа ди Лидо. Венеция прославляет меня и мою фамилию[265]. А этот негодяй Андреа Дандоло… Его смерть уже близка… Я… Но не об этом. О чем просишь, «господин в синих одеждах»? Говори, и клянусь памятью моего отца, я исполню твою просьбу. Говори!

– Смерть дожа? Это твое право мести. У каждого человека есть право справедливой мести, как бы это греховно не звучало. Но… Умоляю именем Господа – повремени. В Венеции, в руках этого дьявола Андреа Дандоло моя Адела… Моя Адела. Несчастная женщина, которая желает быть рядом со своими детьми и жить в мире, достатке и спокойствии. Помоги мне освободить ее. Она ни в чем не виновата. Вся ее, якобы вина в том, что она моя женщина. Моя! И от этого злые люди могут ей причинить боль и страдания. Скажи этому дожу и кому нужно – я готов предстать пред ними, отдать то, что они желают только бы Адела была свободна и счастлива. Помоги мне, и я всегда приду на помощь тебе, чего бы это мне не стояло.

– Чем ты можешь мне помочь? – слабо улыбнулся Сильверо Пальмери. – Хотя и говорят что ты – то дьявол, то едва ли не новый миссия, но за тобой ничего нет. Ни войска, ни золота, ни влияния, ни друзей. Ты даже сейчас, или не захотел, или не смог воспользоваться счастливым случаем, возвеличившим тебя в Махди, а значит, в предводители этого грозного мусульманского воинства. Прав Даут – ты просто человек с простой человеческой слабостью к своей женщине. И просьба твоя не выше простого человека. Ты готов сдаться на милость сильных и влиятельных. Где же твой ум, хитрость, изворотливость, сила Шайтан-бея? Они тебя раздавят. Выжмут все соки и бросят оболочку на съедение псам.

– Возможно, мне придется умереть. Но своей смертью я спасу и обеспечу счастливую жизнь, тем, кто чище и достойнее меня – моим милым девочкам. Я так решил.

– Умереть ради женщины? Неслыхано!.. А впрочем, говорят, что даже еще сотню лет назад находились такие сумасшедшие рыцари. Может, ты последний из них. Что ж… Клянусь именем отца, я выполню твою просьбу. Клянусь! Мне и самому будет любопытно взглянуть на ту, ради которой Шайтан – бей и Махди, могущий возглавить армию фанатиков, стать властелином половины мира и хозяином бесконечного по количеству и красоте гарема, готов умереть. Не слыхано и удивительно…

* * *

– Знаешь, мой друг Гудо, ты поступил невежливо, выгнав меня и моих гостей из шатра.

Гудо посмотрел на по-детски надутые губы Даута и ничего не ответил.

– Мне пришлось долго уговаривать моих гостей не покидать нашего дела. Это наше совместное дело – как нам, мне и тебе, не просто выжить, а выйти с пользой из непростой ситуации. Ты не желаешь слушать? А напрасно. Все очень сложно и запутанно.