– Гордиев узел? – усмехнулся «господин в синих одеждах».
– Зря ты так, – еще более обиделся бывший начальник тайной службы. – Легко, подобно великому Александру, разрубить замысловатый узел, который столетиями не поддавался никому. Все пытались развязать и не могли. А великий Александр, недолго думая, выхватил меч… Да ты меня не слушаешь. Напрасно. То, что позволительно Александру, не позволительно было другим. Вот и перестал жить знаменитейший узел. Здесь, у стен Галлиполя, узел еще похитрее и крепче, чем получился у фригийского царя Гордия[266]
. Ты думаешь, мне легко? Что ты делаешь?– Я устал от твоего ворчания. Мне нужно полежать и подумать.
– Полежать. Подумать. Лень и мышление. Ты просто философ, а не демон.
В навалившейся полудреме, расслабившей не только мышцы, но и мысли, Гудо не заметил, как пришла ночь. Он, пожалуй, и уснул бы крепко. Но его настойчиво потряс за плечо неугомонный сосед Даут:
– Вот, выпей сладкой амброзии. Пища богов Олимпа! Этот напиток придумала сама Деметра – богиня плодородия и земледелия.
– Нектар богов, дарующий бессмертие! – жутко улыбнулся Гудо.
– Да. Сладкая фруктовая вода полезна на ночь, – скривился от улыбки сосед Даут.
Гудо принял в руки чашу и пригубил. Его рука тут же задрожала.
«Господин в синих одеждах» едва сумел справиться с собой и не выронить чашу. Огненная стрела воспоминаний больно вонзилась в его мозг, растворяясь в нем жуткой темнотой и неприятным запахом адских пещер Марпеса, голодом, жаждой и ненавистным голосом проклятого Философа, истинного хозяина этих пещер. Сладкая, вкусная вода несущая в себе отраву, способную человека превратить в животное. Тот ужас, что пережил Гудо в мраморных пещерах, сжал его внутренности, а более всего горло. Хуже того – в голове сразу же возник образ носатого и худотелого Философа, использовавшего похожий «нектар» для своих подлых поступков.
Гудо даже услышал голос Философа:
– Жаль, из тебя мог бы получиться Философ!
Он даже увидел Философа. Увидел его стоящим на углу улицы в Венецианском квартале Константинополя. На той улице, где неизвестные и по непонятной причине жестоко зарезали двух венецианцев – Пьянцо Рацетти, мастера военных укреплений, и Аттона Анафеса, знатока военных механизмов. В тот день Гудо проходил мимо дома, в котором свершилось ужасное убийство. Он слышал имена убитых. Он догадался, что это люди Философа исполнил его кровавое обещание. Но Гудо не видел самого Философа ни разу после того, как они расстались на острове Парос. А теперь, после пригубления дивного напитка Даута, и увидел, и услышал виновника самого великого ужаса, который когда-либо пережил «господин в синих одеждах».
Огромным усилием воли Гудо удержал чашу. Более того, на его лице не выразилось никаких чувств, которые могли насторожить соседа по шатру.
– Пойду, посмотрю на ночное небо, – как можно мягче сказал Гудо. – Под звездами фруктовая вода пьется слаще.
Через некоторое время он вернулся с опустевшей чашей и попросил Даута:
– Жажда мучает меня. Налей еще этой дивной воды и поставь у моей лежанки.
На эту просьбу Даут дружелюбно широко улыбнулся и мигом исполнил ее.
Глава тринадцатая
– Что ты знаешь о Бриндизии, Даут?
Заслышав голос Сулейман-паши, Даут потеснил личных друзей и охрану старшего сына повелителя османов. Теперь он стоял лицом к лицу с тем, кого еще несколько дней назад опасался более всего под небесами Аллаха. И хотя трехдневное плавание по неспокойному морю отняло много сил у бывшего тайного пса Орхан-бея, и бледность все еще не сошла с его лица, Даут резво поклонился и тут же ответил:
– Прежде всего, это город-порт. Греки приписывали его основание Одиссею и его спутникам и называли этот город Брентесием. Римляне усмотрели в очертании бухты рога оленя и переиначили это греческое название в собственное – Брундизий, что и означает голова оленя. В римские времена это был огромный город со стотысячным населением. Это были главные ворота Рима в торговле с Востоком. Теперь это жалкий городишко, отдавший большую часть торговли порту Бари. Что еще?.. Ах, да! Здесь заключили перемирие Марк Антоний и Октавиан Август. Здесь умер великий римский поэт Вергилий. Здесь заканчивается знаменитая Аппиева дорога. Оканчивается двумя огромными мраморными колоннами. Дорога, ставшая символом могущества Рима… Что еще?..
Все ниже опуская голову и из этого неудобного положения наблюдая за тем, как темнее лицо одного из самых знатных вельмож Османского государства, Даут занервничал и понизил голос едва ли не до шепота.
– Почему не говоришь главное? – строго спросил Сулейман-паша.
– О чем мой повелитель? – едва не задохнулся от огорчения Даут.
– О том, что именно с этого проклятого города, с этой проклятой бухты отправились в земли Аллаха многие крестоносцы. Отсюда и сейчас отправляются толпы паломников, чтобы расползаясь скорпионами по Святой земле жалить правоверных мусульман ядом ненависти и лжи.
– Твои слова справедливы, мой повелитель. Я упустил это.
– Пошел прочь… – велел Сулейман-паша, едва не добавив слово «пес».